* * *

Развонялся, помню, с пистолетом
Пьяный крендель в модной дискотеке,
Где различные актрисы и актёры,
С телевизора ведущие погоду,
Шоу всякие там разные, программы,
Пили водку мексиканскую текилу,
С девками мочили разны танцы
Под ансамбль модный молодёжный,
Да судачили, потягивая "Данхилл",
Сидя за столами с всякой жрачкой.
Бабы, все в кокошниках и лентах,
Подносили блюда и бутылки,
А пустые тотчас уносили,
Внутрь хозблока шустренько внедряясь.
Лампочки светили сверху глупо,
Модная старушка шла, качалась,
Ну, а пьяный крендель с пистолетом
Как-то незаметно так съебался...

 
* * *

Одеяльце с шконки - швырь!
А на простыне сидит
Охуительный жучок,
Жук, жучишка, мужичок.
И, его увидев, вдруг
Замахал наш грудничок
Пухлыми ножонками,
Красными ручонками.
Слезки хлынули ручьём,
Я ему, блядь: "Сю-сю-сю" -
Ни хуя не помогло,
Обосрал простынку всю.

 
* * *

Сизокрылый голубок
С клювом приоткрытым
Коготками цок-цок-цок
Посреди проспекта.

Собачонка в чепчике,
Видно, пуделёк,
Тихо вслед за голубком
Лапками бом-бом.

Ну, а мы на самосвале
С пьяным Геной проезжали,
И всю эту лабуду
Подавили, блядь, в пизду.

 
* * *

Я по пяткам розовым
Грудничку дебильному
Палкою бамбуковой настучу.
И не потому, что я
Злой такой и грубый,
Или эпатировать публику хочу.

Просто этот грудничок,
Падла пухлорылая,
Постоянно срёт, орёт,
Сраной соской чавкает,
И ведет себя, блядь, так,
Словно все обязаны,
На хуй побросав дела,
С ним сюсюкать, нянчиться.

А теперь лежит, молчит,
Мрачный и понурый
И не хочет рисковать
Собственною шкурой.

 
Сельские пейзажи

Баба в шортах джинсовых
С тоненькой косичкою,
С голубыми глазками,
В беленькой футболочке,
С тихою улыбкою
На губишках пухленьких,
Растопырив пальчики,
На комбайне ехала.

В небе птицы каркают
И собаки тявкают
На селе, что поотдаль
Трубами дымит.
Мальчик рыжекудрый
С цинковым ведёрком
С кошкою под мышкой
За водой бежит.

Но, увидев бабу,
Напугался мальчик,
Поседели кудри,
Кошка наземь - ёбс!
Комбайнёр смеётся -
Насадить на косу
Бабу в шортах джинсовых -
Это высший попс!

 
* * *

Пизданул фразу хуёвую
Посредине банкета пышного,
Получил пиздюлей охуительных
И на улицу за ухо выведен.
Грустный стою, размазываю
Сопли, по грелке текущие.
Никогда не пойду больше, на хуй,
На вручение сраной "Овации"!

 
* * *

Ебошат со страшной силой
Урлаки друг друга по ёблам,
И подойти поближе -
Это значит лишиться здоровья.

А здоровья и так, блядь, мало,
Ни хуя, блядь, здоровья нету,
Было б оно - подошёл бы
Любопытства ради поближе.

Бабы визжат визгливо,
Как обычно всегда визжат бабы,
Когда лупят по ёблам друг друга
На глазах у них с силою страшной.

Так визжат, что доносятся визги
До метро, где ларьки пивные,
К которым припиздил я бойко
От греха на хуй, на хуй подальше...

 
* * *

Завтра будет очень стыдно
Бабе глупой, что насрала
При скоплении народа
В переходе, блядь, подземном.

Куриц с дынями нажралась,
Алчно чавкая ебалом,
Газированным шампанским
Пузо жадно залила.

Ясен хуй, что прихватило
Так, что копчик раскалился.
Зря орала только людям:
"Разойдитесь, срать хочу!"

Все подумали, что в жопу
Или просто ебанутка...
Но гляди - дымится куча,
Не прошло, блядь, и минутки.

 
* * *

Горло, на хуй, отказало,
Блядь, в пизду глотать не хочет,
Хорошо, что не Карузо я,
А то б хуёво было
Песни петь из всяких арий.
Ну, а так - и хуй с ним, с горлом,
Можно и через воронку
Пива влить туда бутылку,
И с борщом поставить клизму,
Чтоб капустой не забились
Бронхи, на хуй, да трахеи,
От ноздрей растут что к лёгким.

Вот с котлетами сложнее -
Стану вегетарианцем,
Или, на хуёвый случай,
В борщ бефстроганов добавлю.

 
* * *

Соседская девочка-даун
С косичкой играет в мячик,
А как может играть в мячик
Даун - подумайте сами.

Очень грустное зрелище,
По радио - срань господня,
Надо, деньги чтоб сэкономить,
Отказаться от радиоточки.

Вчера ковырял в зубе
Спичкой в сортире унылом,
Сегодня, блядь, пяткой на пломбу,
Завтра начнет гноиться.

Почему все всегда со мною -
То еблом о такси вот, вспомнил,
Теперь вот пяткой на пломбу,
Подмести надо было сразу.

Мудаки звонят постоянно,
Погода - пиздец какой-то,
Вот и сидят, блядь, дома
И звонят от не хуя делать.

С бабой ещё поругался,
Ну, а хули она, в самом деле?
А, пойду-ка, блядь, поиграю
С соседской девочкой в мячик.

 
* * *

Какие-то вокруг одни дебилы,
А также дебилята, даунихи
С приспущенными грязными чулками
И в глупых с кружевами панталонах.

И смотрят как-то, знаешь, неприятно,
С каким-то даже малость отвращеньем -
Мол, дескать мы тут все и всё такое,
А ты тут как-то... в общем, грустно очень.

Пробыть здесь долго трезвым невозможно,
Уйти тотчас же - как-то некрасиво,
Обидятся - в другой раз и не пустят,
А больше, в общем, некуда податься.

 
Актриса

Когда ты плачешь - мне смешно,
Мне кажется, что ты хорошая актриса.
Ну что с того, что я случайно
Убил вчера твою любимую собачку?

Ты вспомни, как она кувыркалась,
Смешно вертела хвостом вонючим...
Упала, словно сырое тесто.
Ну надо же так откормить зверюгу!

Ну, хватит хрюкать и вытри слезы,
А то сердиться я начинаю,
Смотри, а то на свете станет
Еще поменьше одной актрисой.

 
* * *

В безоблачном небе кружит самолет,
Ищет, наверно, во что бы хуйнуть,
Машет приветливо крыльями, блядь,
Ёб твою мать, заебал тут летать!

На тенистом пруду я ловил пескарей
И, момент улучив, кинул в небо кирпич,
Самолету отшиб весь пропеллер в пизду,
Ебанулась машина изящная вниз.

Прямо в пруд ебанулась, подняв кучу брызг,
Пескари разлетелись и прочая дрянь,
На поверхность же всплыл, радуя глаз,
Храбрый летчик Гагарин с кувшинкой в ноздре.

 
* * *

На фанерной доске с гвоздями
Мчится ребёнок с горки.
Колыхается пухлый помпончик
Над смеющейся детской головкой,
Развевается пёстрый шарфик,
Раздувается капюшончик -
В общем, блядь, веселится, как может
Каждая часть туалета.

И собачка прыгает рядом,
Тузик - визжит от восторга,
А птицы на крыше школы
Наблюдают хуйню всю эту.
Вот закончилась горка внезапно
Грязной проезжей частью,
По которой "Зилок" с мебелишкой
Хуячил со страшной силой.

И Тузик, со всей, блядь, дури,
На хуй, ёбсь, в пизду, под колеса,
Струйку кала метнул, и, взвизгнув,
Колесо обернул своей шкуркой.
Что с ребёнком стало - не знаю,
Потому что хуйню всю эту
Мне поведали глупые птицы,
Что сидели на крыше школы.
А птицы съебались сразу,
Лишь к собачке пиздец подкрался,
И в таком щас находятся шоке,
Что несут квадратные яйца.

 
* * *

Испуганные люди
Вертелись возле тела,
Напомнившего им,
Что может быть так с каждым.

Валялась девка мрачно,
Свои раскинув ноги
По лужицам весенним
Да поперёк дороги...

Из сумочки-малютки
На ветре шелестели
ДоллАры, марки, франки
И смятые колготки.

И "Запорожец" мятый
Стоял, понурив фары,
Водитель в сраной кепке
Курил, икая нервно.

Приехала машина
Патрульная, с мигалкой,
И два сержанта бравых
Бумаги составляли.

А я, поцокав зубом,
Пошел домой тихонько,
Купив пакетик супа
И колбасы сто граммов.

 
* * *

Во цеху печатном быстро
Шпинделя вращаются,
Бойкие печатники
Задорно улыбаются,
Девки моложавые,
Юные наборщицы,
Носят шрифты всякие,
Радуя печатников.
Всем сегодня хорошо -
Трудятся на совесть,
И из радио в цеха
Льются песни всякие.

Только я один прилип
К аппарату серому,
Одаряет он меня
Газировкой свежею.
Я с похмелья, плохо мне,
Шпинделя ебал я
Заодно, блядь, со шрифтом -
Лишь бы газировка!
Пил весь вечер напролет,
Чтобы, блядь, не видеть
Окружающих меня
Ёбаных сограждан.

 
* * *

У сестры - охуенный понос,
Брызжет жопа, подобно фонтану,
Её мать не пустила сегодня
В дискотеку плясать дископляски.

Но сестра огорчилась так сильно,
Что одной головы ей мало
И её организм холёный
Привлёк к эмоциям жопу.

И когда я в сортир ломанулся,
Где пишу я стихи обычно,
Там стоял унитаз обговённый,
Будто Памятник Вечным Обломам.

 
* * *

Подъём, герои! Труба дудит!
Пора одевать носки!
И под знамёна вставать стремглав,
Пока здесь еще полки.

Не то съебутся полки без нас,
Спасаясь от злых врагов,
А нас враги захватят в плен.
На хуя это нам?

Враги - они на то и враги,
Чтоб опасаться их.
Быстрее, друзья! Собирайтесь в путь!
Уёбывать нам пора!

 
* * *

Тяжело терпеть обиду
От озлобленных людей,
Щас пойду, возьму оглоблю,
Всем отвешу пиздюлей.

 
* * *

По асфальтовой дороге
Пиздюхал с бабищей гопник -
Весь мордастый и румяный,
Аккурат как та бабища.

Но бабище тут внезапно
В жопу врезались трусищи
И в кусты она полезла,
Чтоб их, значит, там расправить.

А на гопника ее, бля,
Тотчас урлаки напали,
Стукать стали по варёнке,
Что на нём была одета.

И побёг он по аллее
В направленьи каруселей,
Позабыв свою бабищу
Во кустах с трусами вместе.

Ей же, дуре, как нарочно,
Мочевой пузырь припёрло -
И давай она журчать, блядь,
Из кустов своих вонючих.

Урлаки же, блядь, подумав,
Что в кустах трубу прорвало,
Рассмеялись пьяным смехом
И съебались, слава Богу.

 
* * *

Губа треснула - болит, сочится.
И ведь хуй поцелуешься с бабой,
А она так и лезет, волчица,
Чувствует немочь и хочет
Здоровее казаться, сильнее.
Соберусь сейчас, сгруппируюсь
И в табло ей дам посильнее.

 
* * *

Белозубая девчонка
Посредине тротуара
Как позавчера упала,
Так по сей день и лежит.
А прохожие уныло
Задирают ноги выше,
Чтобы не задеть случайно
Ей по харе каблуком.

Пташка мелкая синица,
Щебеча, на грудь ей села,
А в песочнице соседней
Лепят дети куличи.
Я винтовочку почистил
И убрал за шкаф подальше -
Хорошо стреляет, стерва,
Аж приятно на душе.

Белозубую девчонку
С середины тротуара
Хмурый дворник дед Володя
За ногу да поволок.
Завтра, баком громыхая,
На помойке охуенной
Белозубую на свалку
Отвезут весну встречать.

 
* * *

Капусту вместе с кастрюлей
Выбросил на хуй в окошко,
Поскольку они провоняли
Дуэтом веь холодильник

В полёте артисты эти
Подцепили птицу дурацкую
И все это трио дебильное
Ебанулось на тетку хохляцкую.

На балконе стою, задумался...
Я, вообще-то, поклонник квинтетов.
Снял штанцы и канат подбросил
К лежащему снизу квартету.

 
На посту у Мавзолея

Руки с ногами мелко дрожат,
В пузе бурчит так, что вообще,
Очи краснеют, как хочется срать,
Но мне нельзя - я на посту.

Я на посту номер один,
За мрамором спит любимый наш вождь,
Но ежели я пёрну - то обосрусь,
А ежели не пёрну - то просто умру.

Напротив застыл Егоров Антон,
По бледному лбу муха ползёт,
Да эти всё щелкают всышками, блядь,
А мне вот ужасно хочется срать...

Но что это? Ёптыти! Смена идёт!
Куранты ебучие бьют наконец!
В казарму с Антоном нас поведут,
Там сгонит он муху, а я отосрусь.

 
* * *

На верблюде по пустыне
Ехал я под солнцем жарким,
В бурдюках вода протухла,
Жопа сильно запотела.

Но внезапно показалось
Впереди мне странным что-то,
А, подъехав чуть поближе,
Различил я пару девок.

На одной одеты были
Лишь трусцы, и те мужские,
А другая ей цедила
Молоко из сиськи левой.

Соскочив с верблюда быстро,
Я к ним кинулся с надеждой
Молочка хлебнуть чуточек,
Не подохнуть чтоб от жажды.

Но они, меня завидев,
Испарились моментально,
Лишь одни трусы остались
На песке лежать уныло.

 
* * *

У модной эстрадной певицы
Матросня в животе взбунтовалась,
В микрофон Примадонна вцепилась,
Побледнела и обосралась.

Хорошо, что под пышными юбками
Срамоты этой жуткой не видно,
Впереди еще много песен,
Это немного обидно,

Я бы даже сказал, опасно -
Вдруг проступят ужасные пятна!
Каково это - быть Примадонной,
Я надеюсь, теперь вам понятно?

 
Хомячок Рома

Хомячок по кличке Рома
Жил в малюсенькой клетчонке,
Что стояла на окошке
В сраном женском общежитии.

Рома был любимцем женщин,
И они его кормили
Кто орешком, кто морковкой,
Кто печеньем, кто овсянкой.

Днем Роман дремал, свернувшись
В шерстяной комочек белый,
И тогда его стремились
Не будить и не тревожить.

А как ночка наступала -
Начиналася работа,
Вместо мужика был Рома
Добрым женщинам приезжим.

Залезал он им в пиписьки
И вводил в оргазм их этим,
И они его любили,
Берегли и охраняли.

 
Письмо Алёнке

Не горят фонари под окнами,
Снег уныло, как перхоть, падает,
Тихо так, лишь собачка далёкая:
"Гав-гав-гав" - слух немного мой радует.

Вам пишу я письмо это страстное,
Вам, чьи очи меня опьяняли,
Вспоминаю, как ждал у уборной,
Пока Вы в той уборной ссали.

Всё прошло и должны мы расстаться,
На заре ухожу я в солдаты
Вместе с Федькой из цеха соседнего
И Алёхой, его родным братом.

Вы простите, нет сил моих более
Встретить Вас, и обнять, и проститься.
На дежурстве ночном с автоматом
Буду думать о том, как Вам спится.

Так прощайте, Алёнка, родная,
Коль не так что - простите, ей-богу,
А сейчас я письмо отправлю
И пойду посру пред дорогой.

 
Хомячок Тимка

Хомячок ангорский Тимка
Жил с подружкою лохматой
Во просторной чистой клетке,
Где водилось много корма.

Писал Тимка только в банку,
Что стояла там специально
Вместо, значит, туалета
Хомячиного, ебёнать.

А его подружка Зойка
В банку раком залезала
И, пописав, отряхала
Лапки прям в кормушку Тимки.

Днём они тихонько спали
В теплом ящичке укромном,
А ночами вылезали
Жрать, ебаться и резвиться.

Шло все славно, но однажды
Хомячиха промахнулась
И написала не в банку,
А на белу шерстку Тимки.

Хомячок взгрустнул, понятно
И зубами, блядь, вострЫми
Как хватнет за письку Зойку,
Так что та аж завизжала.

Тут хозяин их проснулся,
Весь упыханный, нетрезвый,
Вынул Тимку он из клетки
И еблысь ему по нОздрям!

Тимка лапками засучил,
Хрюкнул, пёрнул и скончался.
Зойка жить одна осталась
И ссала, где ей хотелось.

 
* * *

Того, кто водку пьёт без меры
И баб без устали ебёт,
Кто за окурок из анашки
Продаст страну и весь народ -
За яйца надо бы подвесить
К высоковольтным проводам!
А коли нет яиц - за сиськи
Иль просто врезать по мордам.

А баб, что ходят в джинсах всяких,
Волнуясь жопами, как шторм,
Послать бы надо к эфиопам,
Иль к папуасам, блядь, на корм.
Лишь морякам в тельняшках бравых
Не стоит, люди, делать зла!
А если уж кого и пиздить -
Так то их боцмана, козла.

 
* * *

Ливерпулец краткострижный
Во очках затёмных гарных,
С дипломатом новым чёрным
Брёл по станции "Кузьминки".

А навстречу, шаг чеканя,
Пять солдат в бушлатах рваных,
Все в ушастых серых шапках,
В рукавицах и ушанках,

Во значках десантных блёстких,
В сапогах цок-цок, как кони,
Поравнялись с ливерпульцем
Солдатушки-ребятушки.

То ли закурить спросили,
То ли час который нынче,
Только вижу, замелькали
Кулаки и бутсы всяки.

Полетели разны брызги
Из соплей, зубов и крови,
Ливерпулец охуевший
Замотал разбитым рылом,

Дипломат свой черный бросил
И уёбывать помчался,
Обгоняя эскалатор,
Поскакал, вопя истошно.

Бравы наши солдатушки,
Ребятушки разудалы,
Вслед за ним помчались, громко
Матерясь и чертыхаясь.

На перроне опустевшем
Дипломат валялся чёрный.
Я его открыл и вижу,
Что он полон денег всяких.

Я купил на них "Ямаху",
Ритм-энд-бокс, примочки всяки
И записываю песни,
Восхваляя в них солдатов.

 
* * *

В женской бане пахнет дурно
От подмышек, жоп и сисек,
Светы, Лены и Наташи
Тут активно письки мылят,
Оли, Иры да Марины
Ссут, под душем маскируясь...
Я же, банщик, парень славный -
Той по жопе стукну мягкой,
Ту за сиську дерну в шутку,
Той в пизду засуну палец,
Я поддам немного пару,
Чтоб похуже видеть было,
Как на склизкой узкой лавке
Буду драть я Алевтину.

Алевтина - это девка.
Голенаста да сиськаста,
Ходит в баню не чтоб мыться,
А чтоб легче возбуждаться.
Голых сисек строй нахальный
Возбуждает дюже похоть,
Лесбиянит Алевтина
Девок в грязной раздевалке,
А затем, когда устанет,
На неё я взгромождаюсь
И разбрызгиваю семя
Ей на ляжки и на стены.

 
* * *

Зоркое ушко старушки
С балкона следит за дитями,
Под домом которые бегают,
Малыши неразумные сраные.

Я тоже когда-то бегал
По раздавленным помидорам,
Банка из-под которых
Сверху упала следом.

До сих пор в трёх местах из черепа
Осколки торчат с этикетками,
О которые рвутся шапки
И уходит на них всё пособие.

А без шапки холодно очень -
В коридорах костных гуляет
Ветер, разъёба хуева,
Громыхая ушей перепонками.

Оторвал бачок унитаза
Вместе с чёрным помпончиком ручки
И, прицелившись, вниз захуячил,
На детвору щебетавшую.

Но, ебёна мать, промахнулся...
И попал по затылку старушке,
Которая сразу обмякла,
Вся в осколках, снегурочка хуева.

Детвора из-за ручки пиздится,
Я от страха под шкап забился,
А зоркое ухо старушки
В травке лежит, слезится.

 
* * *

Уйдите, мухи, от меня,
Уйдите, мухи, прочь,
Терпеть ваш гадкий хоровод
Сегодня мне невмочь.

Вчера ещё куда ни шло,
Но только не сейчас -
Сегодня мне Она дала,
Сегодня не до вас.