|
Коммунизм
Он был так толст, что треснул лед
Под тяжестью его безмерной
И те, что рядом с ним стояли,
Помочь ему не рисковали.
И, взглядом загнанным съедая
Последний раз пейзаж просторный,
Заухал он, как старый филин,
Махая глупой головой.
Над миром новый день рождался,
Но был утопленник могуч.
Он снес размякшим мёртвым телом
Плотину в радостной реке.
* * *
Я не был ни разу в штате Огайо,
Мне кажется - там живут одни негры...
Ещё там растут всевозможные пальмы
И спит на тех пальмах птица фламинго.
В квартире моей постоянно тусовки
Какие-то люди решают проблемы
А в коридоре - "разборки полетов"
И утром - сплошные пустые бутылки.
Подруга моя замуж выходит,
Другая меня ещё любит за что-то
Но время придет, и она поменяет
"Телегу" мою на машину чужую.
Но как хорошо думать порою,
Что думать - занятие очень тупое
И ждать, попивая пиво украдкой
Начало конца несуразного света.
Фотография
Тетрадка в клеточку лежит,
Конспекты старые храня,
И фотография случайно
В ней затерялась с давних пор.
На ней стоишь ты в полный рост,
Смеясь открыто объективу
Так, словно жить тебе осталось
Весь век и десять дней в придачу.
И, глядя каждый раз в глаза,
Оставшиеся мне на память,
Я знаю, как хуёво будет
Потом смотреть вокруг себя...
Торшеры
Подруга кормит порося,
Надёжно спрятанного в ванной,
А я сижу среди торшеров,
Взгляд уперев в один из них.
Ира
Вчера, стреляя из нагана
С подругой Ирой по бутылкам,
Подумал я - а как красиво
Ударит пуля в мясо Иры.
И застрелил я ту девчонку
В лесах под городом Смоленском
Лет через пять найдут останки
Докучливые пионеры.
И скажут - жертва сталинизма
А я, в ЛондОне отдыхая,
Вдруг вспомню, как из-за сосисок
На родине дерутся бабы.
Убогое утро
Гулко и сытно вздыхает собака,
Печально кося задумчивым глазом.
Стол, на котором вчера состоялся
Маленький праздник - сегодня пустует...
Цветы на окне издохли от дыма,
Дети во дворике - птицам подобны.
И если у нас вчера было славно,
Сегодня, естественно, будет хуёво.
Из крана уныло капают капли,
Размером и формой похожи на слёзы.
Счастливой дороги, Вчерашнее счастье!
Милости просим, Убогое утро!
Глупые джинсы
Иголка вошла под ноготь,
Причинив мне боль и досаду.
А, отдернув резко ручонку,
Я ударился локтем об сейфы,
Которые глупо стояли,
Глядя в пространство синим
И не нужные были на хуй
Никому на всем белом свете
Раздражённо пнув сейфы ногою,
Я отшиб все большие пальцы
И упал, пенясь пеной из пасти
И сгорая от жажды мести.
А ты позвонила внезапно
И сказала мне бойко в трубку,
Что купила на рынке сраном
Себе модные глупые джинсы.
Детям цветов
Субмарина жёлтая из ноздри торчит,
Дирижабль свинцовый лезет из другой,
Сраный поезд огненный мчится по груди.
Заебало всё это! Дай пойду, вздрочну!
Обезьяна
Инженер тяжко вздыхает.
Он думает о том,
Как в глазах обезьяны
Выглядит человечье плечо,
Когда обезьяна сидит
На плече, вцепившись
Костистой лапой в шею
Агонизирующего человека.
Инженеру кажется, что
Обезьяна принимает плечо
За грудь самки,
А шею - за соперника...
Инженер смеётся
и прогоняет мысль об обезьяне.
В цехе сильно кричат -
Это вновь раздавило рабочего.
В цехе часто давит рабочих,
Женщин, детей и птиц.
Цех изготавливает ошейники для
Гигантских Обезьян,
Которые больше трёх Кинг-Конгов.
А когда готовый ошейник им мал,
Они швыряют его в рабочих,
Женщин, детей и птиц.
Инженер поплотнее прикрыл дверь
И углубился в газету с заголовком
"Как рабочие спасали хромую утку..."
* * *
Куплю виолончель и флейту
И, ноги в тапочки просунув,
Налью себе стаканчик сока,
Глотну, затем, слегка подумав
Свершу звонок в Москву ночную.
Ты - далеко, но словно рядом
Недоумённо ищу твой облик,
Объём прощупав тоскливым взглядом.
Потом вдруг вспомню - всего лишь провод
И сок беззлобный подобен зелью.
Очнулся, вздрогнув увидел - рядом
Лежали флейта с виолончелью...
* * *
Негритянские девки пляшут реггей,
В море ныряет солнечный луч.
Реггей - это вам не хоккей на траве,
Но, к сожалению, все это сон.
И, проснувшись, я снова себя нахожу
На спектрометре, пьяным с вечера вдрызг.
Любовь до гроба
Твоё лицо - бледней подушки,
Местами даже с синевой.
Я буду спать с тобой, покуда
Ты не распухнешь, как бревно.
И лёгкий запах разложения -
Ведь это плоть твоя гниёт.
Твоя, а значит и моя.
И снова я гашу торшеры
И вместе мы в постели нашей.
Я сплю к тебе лицом и вижу
Я по утрам тебя всё хуже.
В то утро дверь они сломали,
Учуяв запах сладкий трупный
И унесли тебя с собою,
Чтоб положить в бездушный ящик.
И мужики в халатах белых
Вязали руки мне, но всё же
Поцеловать успел я простынь
С твоей прилипшей нежной кожей...
* * *
Мне на лицо капнуло тёплое...
Я проснулся, открыл глаза.
Надо мной нависло что-то тёмное,
И капало на меня чем-то тёплым...
Страшная догадка сразила меня,
Я дрожащей рукой нащупал тумблер
И зажёг тусклый дежурный свет
И с губ моих сорвался крик!
На меня с улыбкой смотрело Её лицо...
Бледное, с распущенными волосами.
Из пустых мертвых глазниц
Тяжело и редко капала кровь...
Кому я могу верить...
Меня на работе ударило током
Я выронил из рук приборы...
Приборы дружно показали зашкал
Всех моих напряжений и чувств.
Ты, проходя мимо, щёлкала каблуком
Своей единственной полированной ноги.
И я подумал - приборы врут!
Ты - единственная, кому я могу верить...
Но ты задвигала ящичками губ
И пошла в Технологический Отдел,
А вышла из него через час,
Звеня Аквариумом Хмельной Головы.
Машинист
Машинист этого поезда
Вероятно, сошел с ума.
Он поёт в дурацкой опере,
Восьмёркою выгнув свой рот.
Бесконечный тоннель со стенами,
Вдоль которых тянутся кабели,
В себе содержащие пищу
Для настольных писательских ламп.
В грязных вагонах с сиденьями,
Чья кожа кем-то изрезана,
Нет ни души, только в тамбуре
Пустая бутылка катается.
За пыльными окнами пакостно,
Пейзаж искажённый куражится
И мешает читать названия
Проезжаемых станций чужих.
А машинист недоразвитый
Всё с "Царской невестой" нежится.
Он живёт в самодельной опере,
Сбежав в неё от себя...
Наташа
Бурчит у Наташи в пузе
Шампанское позавчерашнее -
Того и гляди, блядь, выскочит
Вместе с "вафлёю" сегодняшней!
Негр Джим уже спит спокойно,
Повернувшись жопой к Наташе.
А ей снится дружок ее Гриша,
Что погиб, на комбайне пахамши.
И Наташа, пёрднув истошно
Тут проснулась во мраке кромешном.
Негр Джим спал к ней своей жопой,
На которой налип мокрый доллар...
Расчленитель
У меня болит голова
От стуков трескливых в дверь.
Это стучатся менты
И хотят взять меня с собой.
Твои ноги лежат под столом.
Голова - в помойном ведре,
Ноги засунул я в шкаф,
Остальное - на антресоль.
Но соседка услышала визг -
Твой поросячий визг
И набрала телефон
Тех, кто стучится ко мне.
Если б ты была поумней,
Ты не стала бы мне говорить
Те слова, за которые я
Убив, расчленил тебя.
Но вот они ворвались.
Я кидаю в них табурет
И с криком: "Идите в пизду!"
Прыгаю быстро в окно.
И, когда приближался асфальт,
Я понял, что крепко сплю,
А ты осталась лежать
В нашей постели одна.
Я не какаю!
Я уже месяц не какаю
И это меня беспокоит.
Видимо, что-то неладное
Случилось с моим здоровьем.
Видишь, как я страдаю?
А ты со своей любовью!
Отстань, дурилка картонная!
Я задумчивый сильно нынче...
Что же со мной случилось?
И за что мне напасть такая?
Я уже месяц не какаю
И скоро умру, наверное...
Шуба
Моя координация движений
Недавно наебнулась целиком,
Когда ты мне призналась, что мечтаешь
Приобрести себе когда-нибудь
Не барабаны "Роланд", не секвенсор
И ни пластинку с регги, наконец,
Ни микрофон, кассеты или струны -
А шубу дорогую - я ебу!
И без координации движений
Хожу я по квартире, как мудак,
Совсем, блядь, недееспособный,
Вонючий, грязный, охуевший весь.
Твоя ж координация движений
Я вижу, как окрепла вмиг -
Ты, распродав в пизду Laertsky Records,
Купила шубу дорогую - я ебу!
Помни о войне!
Я, споткнувшись, ноздрёй нанизался
На ручку сапёрной лопаты,
Забытой каким-то солдатом
Еще со времён войны.
И бегаю с этой лопатой,
Словно мудак по деревне,
Пугая коньков с гуськами,
Свинок и односельчан,
Стукаясь ею о срубы
С детства знакомых избушек,
Сам того не желая,
Забиваю лопату вглубь.
Но, к Федьке во двор забежамши,
Раздавил я там пару куриц
И лопатой парник разрушил,
От ужаса шумно дыша.
Федька вышел с колом громадным
И уделал им мне по репе.
От удара с пронзительным свистом
Умчалась лопата вдаль.
Федька теперь на нарах,
Я - инвалид дебильный,
А мальчик, прибитый лопатой,
На кладбище мирно спит.
В простыне
Меня несут в простыне,
А куда - не ясно пока.
Видимо, будут топить,
А может - зароют живьём.
А пока я еще посплю -
Волноваться бессмысленно ведь!
А когда принесут, то всё
Станет сразу понятным мне.
Глупые потроха
Я шёл и, на солнышко щурясь,
Думал о сексе изящном -
Мимо мелькали девки,
Красиво ногами махая.
Из распахнутых настежь окон
Звучала музЫка всяка,
Пели птички, и с ними сердце,
Почки всякие, печени, гланды.
А когда грузовик наехал -
Не заметил, но больно было.
И теперь потроха мои глупые
Поют свои песни в морге.
Отстрелил ноги
Ты улыбнулась грустно,
Обнажив свои стройные ноги,
И сказала: "Они устали!"-
А я - щёлкнул затвором.
Лишь испуг на лице отразился,
Когда пули мясцо вырывали
Из бёдер и икр утомленных,
Брызгая костной крошкой.
Прежде чем удивленьем сменился
Испуг на лице твоем милом,
Я тебе отстрелил твои ноги,
Чтоб они больше не уставали!
И теперь ты в два раза легче,
Опорные точки - руки.
И колготок не нужно, сапожек
И других прибабах ваших бабских.
Ты стала такая смешная,
На ладошках скача по полу,
Что ща поменяю обойму
И руки тебе отстреляю.
Насекомое
У меня в мозжечке - насекомое.
Оно влезло ко мне ехидно
Через ноздрю охуевшую
От пьянки и недосыпа.
И теперь копошится ехидно,
Создавая мне неудобства
И стыд за вчерашнее действо
И пива хочет таперча.
Суббота, 14 марта 1990 года
Голубь мордастый в лужу залез,
Перья вонючие дабы помыть,
Солнышко светит, собачки бегут -
Хочется жрать им, наверное, всем.
На подоконниках кошки сидят,
Еблища сощурив, греют бока,
Возле подъездов - старые бабки.
И много цветастых машин молодёжных.
Пиздую и я в магазин овощной,
Пиздуют куда-то и все, кто вокруг.
Харкая кровью, ребёнок бежит,
Из щуплой грудинки отвёртка торчит.
Сапёры и минёры
Два молодых сапёра,
Накушавшись жижки креплёной,
Распевая о "сиськах в тесте",
Пылили ночною дорогой,
Которую им преградили
Внезапно пятнадцать минёров,
Засунувших в жопы сапёрам
По огромной фугасной мине.
Я - не поэт
Все поэты носят шляпы,
Все поэты трубку курят,
Все поэты мудрорылы,
Все суровы, как полярник.
Мне же - по хую все шляпы,
Я ебал все трубки разом.
Мне насрать на мудры рыла
И нассать мне на суровость.
Оттого и не поэт я,
Оттого - не гражданин,
Я простой мудак всего лишь
И горжусь сим очень сильно.
Репродуктор
В песне девичьей, далёкой и грустной
Слышится что-то фальшивая нотка.
На речке туманной квохчут лягушки
И шлёпает днище резиновой лодки.
Веслом алюминиевым рыбу пугая,
Гребу я задорно к далекой любимой,
Меня привлекающей пением страстным,
Но оказалось, что там - репродуктор...
Игги Поп
Я долго не мог уснуть,
Потому что напился так,
Что харчей накидал на кровать-
А теперь от харчей - холоднО!
Лишь под утро уснул, а днём
Обнаружил на кухне своей
Игги Попа с поникшим цветком,
Что свисал меж его ягодиц.
Ампутируют сиськи
Весь облёванный, в говнище,
По помойке охуенной
Нёсся с мордою разбитой
Подполковник медицинский.
А за ним, скользя на банках,
Тряпках, птицах и объедках,
Девки сельские бежали,
Злобно граблями махая.
Я, на дереве драчимши,
Это дело заприметил
И позвал подругу Ирку,
Что внизу ссала в крапиве.
Но пока трусы надела,
Рылом тупо повертела,
Наступить успел полковник
Ей на белые на сиськи.
Пробежали девки тоже
За полковником по сиськам -
Ирке же в больнице завтра
Сиськи на хуй ампутуют.
Понос
Гордый, как сокол, сижу на очке,
В щёлку гляжу на зеленый пейзаж,
Куры пасутся, свинки кричат -
Радостно всем, но понос у меня...
Лётчик Руст
На своем, блядь, самолете
Руст, мудак, козел ебаный
Пробрался в Московский Кремль,
Чтоб взорвать царёву пушку.
Что бы раньше догадаться?
И всадить ему, уроду,
В хвост и в гриву мощну бомбу,
Дабы неповадно было.
Хоть бы хуй: молчат орудья
Пограничники в засаде
Стерегут татар, бля, крымских
И прыщи на жопах давят.
А татарам все по хУю -
Что Боб Марли, что Есенин.
Хошь из жопы, хошь откуда
Вынь-положь им Крым, собакам!
В телефоне пьяный голос
Просит подозвать Исаака.
И красны носы патрульных,
Словно обезьяньи сраки.
Над домами - дым гашиша
И туман без дна и края.
Руст-мудила до пизды мне,
Я тебя люблю, родная.
Алкоголь и май
Алкоголь и май несовместимы
Потому, что солнце бьёт в глаза.
Дети и весёлые собаки
Бегают, а ты едва идешь.
И не радуют ни птицы, ни деревья
И совсем не хочешь ничего.
Состояние такое, что лишь слёзы
Капают на замшу башмаков.
| 
