Записки из мертвого города

Грозный, 1985. Быт и нравы аборигенов

Между Советом Министров и гостиницей "Кавказ" был маленький переулочек, забитый инкассаторскими машинами, которые, казалось, стояли здесь вечно. Какие деньги? Куда возить? Кто всерьез думал о деньгах в дремотные 70-е в безмятежном южном городе?

Однако в нашем убогоньком переулочке имелось "Срочное фото", где всегда быстро и относительно добротно воспроизводили наши напряженные физиономии. Почему взрослые люди работают так качественно, быстро... и при окладе меньше ста? Я держал их за редкую разновидность психопатов - пока сам не проучаствовал в добывании для этих трудоголиков муфельных печей. В которых они выплавляли из отходов фотопроизводства серебро. Проведя по своему ведомству безобидную директиву об "утилизации отходов"...

Под фотографами имелся подвальчик. В подвале была звукозапись, в которой сидел паук по имени Салман - единственный в Грозном человек, который мог безнаказанно переписывать с диска на пленку любую идеологическую диверсию любому владельцу пяти рублей.

Мир музыкальных пристрастий грозненских аборигенов стоял на трех китах. Главным китом был Демис Руссос. У каждого чечена в машине обязательно должен был наличествовать магнитофон, воспроизводящий его в режиме "нон-стоп". В отсутствии музыкального сопровождения любой автомобиль терял культовый статус и превращался в никому не интересную деталь пейзажа... Вторым был заслуженный артист Чечено-Ингушской республики Юрий Антонов, третим - группа "Смоки". Основным поставщиком этой продукции и был Салман.

Но природа, как известно, не терпит непарных явлений. На противоположном от Салмана полюсе грозненской духовной жизни обретался некий Майербек. В отличие от Салмана Майер занимал чуть не половину торговых площадей в магазине "Электроника", принимая от населения старые телевизоры и выдавая квиточки на приобретение новых со скидкой. Майербек принципиально увлекался только той музыкой, которой не было у Салмана. При этом для того чтобы что-либо у Майера записать, требовались длительные переговоры и много чего еще. У Салмана все было строго по-деловому и без сантиментов: деньги - товар, в кредит - процент... Зато у Майербека была сокровищница, и никто не знал наверняка, какие перлы там хранятся.

Но однажды некий злоумышленник, человек не грозненский, в благостное майское утро зашел в салманов подвальчик. Салман занимался любимым делом - отшкарлупывал подсохшую коросту на очередной болячке. Незнакомец приступил к делу без предисловий.

- Дэвид Боуи. Фирма. Вышел месяц назад. Запечатанный. Полтинник. - На прилавок был положен поблескивающий целлофаном альбом.

Салман сделал умственное усилие. Этот Боуи, которого он сам называл Бовьё, его совершенно не интересовал. Но Майербек кое-что из Боуи в свое время подкупил. И Салман прекрасно понимал, что незнакомец, помыкавшись по городу, рано или поздно до Майербека дойдет. Полтинник за запакованный альбом - это просто смешно. Следующая такая пластинка дойдет до Грозного не раньше чем через полгода, а полгода пофыркивать в сторону заклятого врага - это дорогого стоит... Салман взял конверт и внимательно изучил целофановый шов.

- Сороковник даю, больше нет, - соврал он и дружелюбно улыбнулся.

Как выяснилось впоследствии, через двадцать минут подобная сцена разыгралась в магазине "Электроника". Еще через какое-то время оба деляги, прослушав пластинки, поняли - что они купили. (На мой вкус, у Боуи случались кризисы и пострашнее.)

Тут в нашей истории появляется Муса. Из Старых Атагов Мусу привезли на возмужание в Грозный после окончания десятилетки. Читать и писать он при этом не умел. Но имел деньги, коими для возмужания его снабдили в избытке. За адаптацией Мусы в блестящем новом мире следил с восхищением весь город. Так, например, за неделю до нашей истории Мусе продали джинсовые носки Джона Леннона. И научили пользоваться "дихлофосом" для привлечения и совращения женщин. Всем, надеюсь, понятно, что именно спрыскивалось жгучим инсектицидом?

К Салману Муса ходил, как на работу. Потому что одним из обязательных пунктов превращения сельского джигита в городского крутого являлось музыкальное образование.

- Салам алейкум, Мусик! Муу долш (как дела)? - завопил наш паук, едва тот показался на пороге, пованивая "дихлофосом".

- Дик ду (отлично)! - потупился гость, смущенный пафосом хозяина.

- У меня к тебе подарок. Решил тебе подарить. Настроение такое.

Муса насторожился. Все подарки, которые ему делали в нашем гостеприимном городе, приносили ему немало хлопот. Взять хотя бы ту полосатую палочку, которой нужно было приветствовать работников ГАИ, стуча ею по капоту милицейской машины.

- Подарок потрясный. Запечатанный новый диск. Самый модный в мире. В городе больше ни у кого нет. И всего за полтинник. (Муса изумился щедрости Салмана.) Вали, счастливчик! Бабки завтра принесешь.

Дальше судьба вела его на коротком поводке. Пройдя по улице, он остановился испить газированной воды. Но стакан с водой из автомата достала на опережении волосатая толстая рука Майербека... Через три минуты Муса стал обладателем двух единственных в Грозном последних дисков Дэвида Боуи.

Доброта переполнила юношу до краев, и он решил ею поделиться. Половиной сокровищ можно было пожертвовать. И понятно кому - Роме Аракеляну. Рома был очень стильный парень. Но приятельствовать с Мусой Рома откровенно брезговал, и Муса очень от этого страдал. А единственное, на что Рому по жизни пробивало, - это на редкие пластинки.

Муса позвонил. И сказал про Бовиё. И Рома пригласил его к себе.

Мы сидели с Ромой на кухне его квартиры на Южной, пили кофе и предвкушали появление дароносца... Вдруг из прихожей потянуло пластмассовой гарью.

- Проводка? - нервно вскинулся Рома и метнулся к входным дверям. Через несколько секунд он на цыпочках вернулся на кухню и поманил меня за собой. На площадке первого этажа сидел на корточках Муса и жег маленький костерчик из виниловых щепочек и клочьев картона. При этом он грустно напевал свою любимую песенку: "Тъэйса, Муса шо ва ша ву// Цири нана матуша ю// Цири дада ищейка ю// Ищейка ши тол ши метр ю". (Перевод: Тейса и Муса братья. Их мать домохозяйка. Их отец ищейка. У ищейки два яйца по два метра.)

- Что случилось, Муса? - участливо спросил Рома.

- Беда пришла, Ромик, - Муса закурил и подбросил в костерчик еще винилу. - Грохнулся наш Бовьё. Разбился на хер. Дважды. И первый, и второй. Выходил из такси и дверцей влупил. И он вдребезги. А я его даже не послушал...

P.S. Названия пластинки я вам не скажу.

Павел Мусоров - "Консерватор", 23 мая 2003