Суп еврейско-комсомольский

- Если еврей - мудак, то это навсегда.

Гришка Лернер, чернявый юноша с глазами Иисуса, залпом допил остатки водки, проглотил последнюю ложку густого, склизкого грибного супа, достал платок и вытер губы. И только после этого, растянув их в презрительной улыбке, швырнул мне в морду наглый афоризм. И семь инструкторов ЦК ВЛКСМ с радостью с Гришкой согласились. А я, бугор бригады шабашников, состоявшей из семерых инструкторов, даже не спорил с этим обидным и, по-моему, скороспелым выводом. Только побарахтался чуть-чуть.

- Предупреждать надо. Откуда я знал, что директору совхоза нужно откатить? Меня родили честным человеком. И я не понимаю, за что ему давать.

Гриня даже замер от удивления, потом красиво всплеснул руками и воскликнул:

- Ну я же говорю, что навсегда!

Шло жаркое лето 1979 года. Страна готовилась к проведению ХХ Олимпийских игр. В Москве развернулось гигантское строительство спортивных арен и Олимпийской деревни, поэтому в деревне Бутово Торжокского района Калининской области тоже решили строить. Вначале там воздвигли блочный пятиэтажный дом. Он одиноко белел среди чистого поля, а ближайшие подворья будущим новоселам отвели километров за пять. Но так как грузовые лифты в доме проектом не предусматривались, то личную корову бутовский крестьянин мог завести только на первый этаж. На второй она уже упиралась. И совхозные рабочие наотрез отказывались заселять новостройку, требуя простых домов из бруса. И тут с подачи Лернера в совхозе появился я. Вообще-то еще недавно я работал журналистом в газете советских железнодорожников "Гудок". Даже заведовал отделом. Спорта. А министр советских железнодорожников товарищ Бещев спорт любил страстно и самозабвенно, порой даже больше путей сообщения. И поэтому начинал читать свою газету с моих заметок об успехах футбольной команды "Локомотив". Он очень радовался этим успехам, и его любовь к футболу и "Локомотиву" немного распространялась на меня. В виде солидных министерских премий. Что вызывало нормальную и вполне объяснимую злобу в дружном коллективе редакции. Особенно у Толи Пеликанова, который тоже считал себя одаренным журналистом и тоже хотел любви министра. Но Толя писал редко, а если и писал, то о плохой работе подвижного состава, и на любовь министра рассчитывать ему не приходилось. А потом товарища Бещева отправили на пенсию, вместе с ним ушел на заслуженный отдых и наш редактор, милейший, старый человек, и неожиданно исполнять его обязанности назначили Толю Пеликанова. Толя Пеликанов болел за "Спартак", не любил "Локомотив", но особенно меня. Я тоже не питал к нему больших симпатий и однажды написал спортивную заметку, в которой, если обвести кружками заглавные буквы предложений, можно было прочитать все мое к нему отношение: Пеликанов - говно. Ему эту газету так на стол и положили - с обведенными кружками.

Боже, я никогда не видел столько счастья на бледном человеческом лице. Он схватил газету и стремглав помчался на Старую площадь, в отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС. "Смотрите, что позволяет себе этот так называемый советский журналист!" "Талантливо, - сказали на Старой площади. - Безусловно. Но ведь он может не только вашу, товарищ Пеликанов, фамилию употребить в этом словосочетании, но и любую другую. А вот этого советскому журналисту делать никак нельзя. Значит, он больше не журналист".

- Да пошли ты их всех! - внушал мне после второй бутылки в Домжуре Гришка Лернер, чернявый юноша с глазами Иисуса. - Сдалась тебе эта журналистика. Поедешь в Калининскую область дома строить. Знаешь, какие бабки? У меня уже и две бригады для тебя готовы: инструкторы ЦК ВЛКСМ и евреи-отказники. Первые - на месяц, в отпуск, вторые - как решит ОВИР. Гришкины глаза обладали фантастическим магнетизмом. Гришка был вообще удивительным существом. Закончив факультет журналистики с красным дипломом, он нигде не работал, всегда был при деньгах и называл меня "сенсеем". Только сейчас, после второй бутылки, он признался, что уже давно организует бригады шабашников в Калининской области и нет ничего лучше этой работы. Я Гришке поверил сразу.

А вот работа сразу не заладилась. Комсомольские инструкторы, которые из-за идеологических разногласий с евреями-отказниками поселились отдельно, работать умели, но торопились. Евреи, наоборот, никуда не торопились, но работать не умели. Да и директор животноводческого совхоза в деревне Бутово Юрий Николаевич, встретивший нас поначалу ласково и нежно, всю первую неделю с надеждой смотрел мне в глаза, а потом отказал в совхозном мясе. И наша повариха Вера, которую привезли с собой комсомольцы, поутру уходила в лес за грибами, потом воровала на совхозном поле молодую картошку, и каждый день на обед нас ждал наваристый грибной суп. Его терпкий, густой аромат доносился до стройплощадки, главный комсомолец Леха кричал "шабаш!", и крепкие, мускулистые инструкторы гуськом бежали к дому. Евреи-отказники брели за ними печально, словно шли не на грибной суп, а в какой-нибудь Майданек. Только Монька Штенбах, кандидат математических наук, каждый раз изображал Паниковского и гонялся за гусиным стадом. Гуси шипели злобно, как антисемиты, и в руки Моньке не давались. С одних грибов какие достижения? И когда подошел день расчета, вместо двух шикарных новеньких трехквартирных срубов вдоль главной улицы совхоза стояли незаконопаченные, всем ветрам насквозь, с недоделанными стропилами странные творения еврейско-комсомольской мысли и труда. А вместо обещанных роскошных семисот рублей на каждого в совхозной ведомости стояла смешная цифра "200". Комсомольцы нехорошо отозвались обе мне и срочно вызвали из Москвы Гришку Лернера.

- Если еврей - мудак, то это навсегда, - печально изрек тогда Гриша. - Делиться надо, - опередил на двадцать лет Лернер Лившица и побежал на переговоры к Юрию Николаевичу. Переговоры прошли успешно, и комсомольские работники уезжали в свой ЦК с законным чувством выполненного долга и с набитыми карманами. Со мной даже не простились, и я понял, что крах системы неминуем. Успел лишь взять у поварихи Веры рецепт ее грибного супа. Вот он.

Свежие грибы тщательно промыть в горячей воде, отварить и нашинковать. Картошку очистить, промыть и, нарезав дольками, поставить вариться до полуготовности. Коренья, репчатый лук и морковь нарезать мелкими кубиками и пассеровать на медленном огне, добавив туда нашинкованные грибы. В картофельный бульон для полной его прозрачности высыпать две-три ложки овсянки или перловки и варить на медленном огне 20-30 минут. За пять минут до готовности положить в бульон пассерованные коренья, лук и грибы. Подавать со сметаной.

Самое смешное, что срубы, которые еще три долгих месяца мы доделывали с отказниками, все еще стоят в деревне Бутово. Не развалились. Евреи, освоив нужную профессию, уехали за бугор, комсомольцы наверняка давно пошли в бизнес, а вот Гришка Лернер, "откатив" большие деньги партии Щаранского, под псевдонимом Бен Цвей Ари сидит сейчас в израильской тюрьме. Жаль, но там, видно, не любят, когда делятся.

Я же много лет спустя вернулся в журналистику. Вот работаю теперь в "Большом городе". И когда моя русская жена Лариса варит грибной суп, то всякий раз смотрит на меня и вздыхает:

- Нет, это навсегда.

Валерий Дранников, "Большой город", 11.10.2002