| laertsky.com | публицистика | 1994 |
|
Если ударить Чебурашку по морде, то звук получится такой "БОМ-М-М..." Вы знаете Александра Лаэртского? Тоже, скажете мне, кто не знает старика Лаэртского? Одни, наверняка, фыркнут, что, мол, урла его слушает. Другие тут же напоют что-нибудь насчет сисек в тесте или вьетнамцев. Третьи - поднимут палец и назидательно им погрозят: нецензурно выражается, уши вянут. Кто-то с восторгом будет бить себя в грудь, заявляя, что каждую ночь с субботы на воскресенье он звонит на радио, иногда дозванивается, а иногда сам Лаэртский с ним говорит. Есть и такие, что с радостью вспоминают квартирники конца восьмидесятых... Да, сейчас народный певец везде. Иду как-то на днях по Москве - из ларька доносятся звуки альбома "Детства чистые глазёнки", иду дальше - опять Лаэртский. Весьма интересный момент. Пару месяцев назад вышел этот СD, добавив к пыльной когорте тэйп-слушателей поколение солидное, даже крутое. Добродушный музыкант, поэт и радиолектор. "Эхо Москвы" популярно в молодых кругах, я думаю, в первую очередь из-за еженедельного ночного семичасового эфира-программы "Монморанси". Что ещё? В нижеследующем разговоре, состоявшемся одной апрельской ночью в студии "Эха", разговоре, которого я давно ждал, участвовали трое: сам Лаэртский (Л), милая Екатерина Половинкина (П) - славная соратница героя по эфиру и большая поклонница нашего издания - и ваш покорный слуга (X)... Кстати, выбирать между тем, стёб ли нижеследующее или серьёзно - ваше личное дело, многоуважаемый читатель. Молодой красивый Птиц снёс корзиночку яиц Х: Слушай, скажи честно - рад этому компакту? Л: Да чёрт его знает... (Кокетничает, всяко ведь рад) Х: Ходили слухи, будто тебя оформление не устраивает? Л: Конечно, я бы сам сделал это все несколько иначе, но в целом я не особо против такого. Х: А на кого рассчитан этот формат - СD? Это что, должно добавить новых поклонников? Л: Ну, не секрет, часть тиража мы специально вывезли за границу для тамошних глухих - им этого очень хотелось, никто о них раньше таким образом не заботился... Х: Кстати, по поводу заботы. Давай начнем разговор с темы животных. Судя по всему, это твоя любимая тема. Расскажи, как ты их лечил, как воспитывал. Л: У меня, вообще, с животными... люблю их. Однажды в детстве я решил вылечить попугая от насморка. Я знал, что от этой напасти помогает прогревание. Ну и сунул его в духовку. Эх, жаль только помер, бедняга. Вообще, зря я это рассказал - скажут, фашист. Из дневников Опоссума:
П: Расскажи лучше, как хомячка плавать учил. Л: Я подумал, что любые млекопитающие должны уметь плавать; как ни верти, живут, в основном, не в пустыне, и вполне есть вероятность им упасть в водоём. Я подумал, что необходимо застраховать своего любимого животного от такой случайности. И стал учить его плавать. Сперва в ванну его опускаешь, под пузо поддерживаешь, потом его отпускаешь - он бултыхается, пытается вылезти на край ванны, плюхается назад, ему очень не в кайф поначалу первые месяца два. А потом привык и сам просился. Кидаешь его - он плавает, довольный, бурчит, фырчит. То есть, я к тому это говорю, что, если, например, птицу заставить рыть землю, она будет ее рыть... Х: Ты прямо селекционер такой, Мичурин или Павлов. А можно, например, научить разговаривать опоссума? Л: А чего его пробовать? Если бы ты его видел живьем, то у тебя бы отпало всякое желание с ним заниматься. Я эту нечисть однажды в программе "В мире животных" увидал. Все, что в моей песне про опоссума поется, сущая правда. Это настолько меня зацепило, что я понял - надо, Саша, надо... - Пых, бых-бах! - Что это за звуки такие?
Х: А как появился союз Монморанси и Опоссума, символизирующий твой радиоэфир? Л: Это две вещи вообще не связанные. Просто для программы нужно было какое-то название. Не просто же называть "Ночной эфир Александра Лаэртского" - это очень базетически. Какое-то название нужно всему, хотя бы затем, чтобы занять потом достойное место в энциклопедиях и справочниках на букву "М". Х: Я себе почему-то представляю Монморанси не как собаку - героя гениального романа Джерома К. Джерома, и даже не как французского генерала, а как такого зеваку, стоящего посреди Парижа, и глядящего, раскрыв рот и задрав голову, на Эйфелеву башню. Л: Да, но тут главное в том состоит, что никакой изначальной связи между этими животными нет. Я имею в виду связь логическую. Какая, например, у "М-Радио" логика: я и мой пёс?... Эти вещи случайно получаются. Нельзя искать в высоком искусстве никаких математических ассоциаций. П: Это же всё на подсознание рассчитано. Вся самая грамотная реклама так и делается... Из дневников Опоссума:
Х: А как ты вообще относишься к роликам, джинглам всяким? Иногда кажется, что всякое радио работает исключительно ради таких штучек - рекламных или сделанных смеха ради, - а вовсе не для информации? Л: Нет, тут ты не прав. Практически любое средство массовой информации вообще не серьёзно, особенно если иметь в виду информационные выпуски. Эти самые выпуски все радиостанции друг у друга передирают... слушают друг друга, и повторяют услышанное от своего лица. Ты заметь, что на всех радио выпуски информации выходят не одновременно, а с незначительными сдвигами. Откуда же вся эта информация идет, не знает никто вообще. А у нас все очень серьёзно. Все, что мы говорим, это на самом деле очень грустно, серьёзно и жизненно. И все серьёзные люди, слушающие нас, это прекрасно понимают. По сути, наша программа - для тех, кому за сорок, кто многое уже пережил. П: И при этом мы общаемся не только со слушателями, но и собственно с "несунами" информации. С теми людьми, которые делают открытия, строят гипотезы, проводят научные исследования. Откуда все радиостанции получают информацию: ИТАР-ТАСС, АПН, ИНТЕРФАКС... Мы общаемся с живыми людьми. Л: И как раз несерьёзность многих радиостанций к делу вещания и просвещения слушателей откладывает свой тяжёлый отпечаток и на нас. Многие поначалу несерьёзно воспринимают нас, но после прослушивания двух-трёх программ врубаются-таки, что это всё очень важные вещи; и эти люди целиком и полностью меняют свое отношение к тому, что мы делаем... "Город Вологда - центр текстильной промышленности"
Х: Хорошо, давай перенесём эти размышления в сферу твоей музыки. Как ты вообще пишешь песни - "увидел -написал" или нечто более отточенное? Л: Скажу сразу - я не утруждаю себя высиживанием текстов. Как пришло, так и... То есть у меня есть тетрадки такие - там видно сразу, как пишутся тексты (если и присутствуют правки, то хорошо видно, что проходят они в процессе написания и очень, сами по себе, незначительны). У меня полностью отсутствует такое понятие, как работа над текстом. Кстати, именно поэтому я не считаю себя великим поэтом, поскольку неотъемлемой частью оного должна являться работа над текстом. У него профессионализм - он сидит и думает. А я не думаю. П: А я думаю, что великие поэты тоже пишут почти с ходу. "Рожают" же те мастурбаторы, которые потом рано или поздно становятся критиками. Они понимают однажды, что не сильны в поэзии, и начинают оттачивать слог, рифму, жанр и учить этому других. Настоящий поэт творит! Л: Тогда я тоже Катиного мнения придерживаюсь. Х: Кстати, насколько ты вообще подвержен влиянию других людей? Л: Подвержен. Если мне кажется какая-то мысль очень интересной и свежей, меня это сразу несколько сбивает с ритма, приводит в бурный восторг. А есть нечто, что вызывает у меня реакцию резкого отторжения... А по большому счету, мне все по барабану. Х: Как тогда ты относишься к тому, что ты, в свою очередь, влияешь на других? К тому, как люди воспринимают твои творения? Л: Знаешь, я не занимаюсь такой статистикой. Это как анекдот про ёжика, который забыл, как дышать. Какой в голове помет есть, надо его выливать. ГОЛОВА ТВОРЧЕСКОГО ЧЕЛОВЕКА ДОЛЖНА БЫТЬ ПОНОСНЫМ ЖЕЛУДКОМ. (звуки туалета, затем - спускаемого унитаза)
Х: А как вообще началась твоя карьера? П: Главное, когда? Х: Ну, когда - всем известно. С начала 50-х годов. Л: Да, мы тогда со старичком Чаком Берри под пивко лабали. Х: А в современном понимании - в 78-м, по-моему? Л: Да, была тогда образована школьная группа ВОЛОСАТОЕ СТЕКЛО, очень дебильная и дегенеративная, как все школьное. Но на русском языке мы пели. Чего об этом говорить? Как у всех начиналось. П: А еще раньше, до группы? Л: Ну мы еще в пятом классе с одним мудилой грешным, одноклассником, на пионерском барабане стучали и на гитаре что-то пытались петь. Но такую ...!!! А потом, позже, но еще до ВС, я маму все просил брать мне в прокате второй магнитофон "Электроника", чтобы наложением что-то писать. И даже сейчас эта запись где-то сохранилась. Я уже тогда прикалывался к многоканальной записи - стучал по стулу, у меня была самопальная бас-гитара из доски. Сперва на один магнитофон писались четкие "бум-бум", потом этот трек заводился на другой магнитофон, и к нему "подмикшировывались" бас-гитара, гитара и еще дебильный голос. Х: У меня есть очень интересная запись 88-го года. Твой проект ПОСТОЯНСТВО ПАМЯТИ. Когда я завожу этот альбом "Овальное зеркало Сведенборга" некоторым людям, хорошо знающим твое сегодняшнее творчество, они упорно отказываются верить, что это Лаэртский поёт. Откуда был такой поворот? Л: Ну это были совсем разные вещи. Я долго хотел сделать такой "умный" проект, с красивой акустической музыкой и интересными стихами. А сделал - почувствовал, что становлюсь заложником этого. И захотелось чего-то такого сольного. По сути, все последующие составы - это разные воплощения моих сольных проектов. А ПОСТОЯНСТВО ещё вполне можно возродить. Х: А насколько часто менялся состав группы ЛАЭРТСКИЙ-БЭНД ? Л: Очень часто. Но со всеми отношения поддерживаются и по сей день. Х: С чем эти смены были связаны? Л: Глобальные перемены произошли, когда мы перешли с акустики на электричество. До того я просто играл на гитаре, а музыканты мне подыгрывали. Грубо говоря, это не было тогда молодежным рок-ансамблем, эстрадно-популярным. Скорее, нечто, более близкое к бардам. Х: Но все это время не проходило ощущение, что происходил какой-то отсев исполнителей до состояния нынешнего электрического квартета. Или же они сами уходили? Л: Они все взрослые ребята, их воспитывать нечего; они все понимают прекрасно, что если человек делает своё дело какое-то, то на него ставит достаточно много всего по жизни. И быть гирями на его ногах, когда он к какой-то цели идет или просто делает что-то себе в кайф, просто не нужно. Если люди по игре не дотягивали, они сами это понимали, и все получалось само собой. - Мо-о-а-анмора-а-а-нсиИН... - Мо-о-а-анмора-а-а-нсиШ! бля.
Х: Ты не был похож на фюрера? Л: Я считаю, что я и имел бы право так делать. Может быть, пару раз было такое, с моей стороны таких действий - кто-то доводил своим беспределом, пьяным раскладом или чем-то еще. Более того, я считаю, что это достаточно редко делалось. Может, и надо было быть фюрером офигительным - много времени тогда не было бы потеряно зря. Х: С какого времени ты стал чувствовать свою массовую популярность? Л: А я её и сейчас особо не чувствую. Во-первых, я не тусуюсь, чтобы мне кто-то говорил о том, насколько я популярен. Во-вторых, когда я прихожу на чужие концерты, я вижу такую же реакцию зрителей, что и на своих. Х: Почему ты популярен в двух совершенно противоположных слоях людей - у малолетних панков и бизнесменов солидных? Л: О, это можно легко объяснить. Большинство наших бизнесменов, нормальных (а не молодых дебилов, которые до того просто гопниками были), бизнесменов, серьезно поднявшихся, они в молодости были достаточно беспредельными людьми. Рок-музыка - это вообще стиль жизни. В то время, когда они были совсем молодыми, они были людьми весьма индивидуальными. Панк - это тоже проявление своего рода индивидуальности. К тому же важно, во что оно выльется. У людей, серьезно занимающихся бизнесом сейчас, этот импульс вылился в бизнес - не стали они музыкантами, а панком всю жизнь тоже не проходишь. Это всё образцы самовыражения. Поэтому эти две категории, как это ни парадоксально, потрясающе близки. Я думаю, из нынешних панков вырастет немало будущих бизнесменов... Даже можно взглянуть с такой стороны - не все сегодня бизнесмены прикалываются к нашей музыке, повторяю, есть и лоховые, у которых вроде бы все нормально по деньгам и делам, но делают они это исключительно для того чтобы комплексы мудацкие в себе подавить, чтобы сказать: смотри, мол, какой я крутой, но я еще, блядь, заработаю... - такие люди, куда бы они ни пришли, везде излучают свою быдлость и тупость. Нет, те, кто приезжает на наши концерты на тачках, делают свои дела исключительно ради самовыражения. Как хорошо, что в пресс кузнечный Х: Я же думал, что панки ловятся на откровенность текстов, а "крутые" - на некую попсовость, незамысловатость твоей музыки. Ты согласен, что играешь, по сути, не рок, а поп-музыку? Л: Согласен. Но я могу сказать, что текст у меня играет немаловажную роль. Потому что есть поп-музыка, гораздо более крутая, чем моя, и такая же незамысловатая. Почему бы тем же бизнесменам не слушать, скажем, Криса Ри? П: Серёж, а я тебе встречный вопрос хочу давно задать - что в твоем понимании есть незамысловатая музыка? В чем именно ты видишь незамысловатость Сашиных вещей? Х: Знаешь, мой любимый музыкант, Фред Фрит, интересы которого простираются от авангарда до этнической музыки, частенько поигрывает и записывает легкую танцевальную музыку. Это я вполне могу назвать незамысловатостью против заковыристых импровизаций. Вот эта музыка - самая, что ни на есть, незамысловатая. (Напоминаю, базар происходит во время длинного нон-стопа на радио, который отдан лондонской группе THE UKRAINIANS, самых настоящих украинцев, предки которых осели на Островах, но играющих в пост-панковской манере самую настоящую народную музыку). Л: Я думаю, незамысловатая музыка - это та, прослушав которую, можно потом ее насвистеть. Насвисти мне, скажем, мелодию из какого-нибудь сольного альбома Роберта Фриппа. Это ни в коем случае нельзя назвать незамысловатой музыкой. А вот элементарно можно насвистеть того же Боба Марли... Х: Видимо, насвистываемая есть навязчивая, а не незамысловатая... Л: Боб Марли навязчив?! Просто есть понятие музыка, а есть понятие музыкальный онанизм - как в одну сторону, глупую, так и в умную. Есть онанизм профессиональный - музыканту всегда интересно послушать того же Чика Кориа, массовому слушателю он не доступен... Х: Хорошо, если говорить об умном онанизме, то это связано с тем, видимо, что музыкант слишком много думает, что бы такое сыграть. А когда он начинает играть просто то, что приходит через его душу - тут и начинается собственно музыка... Л: Понимаешь, сейчас очень сложно делать лишь то, что пришло на душу. Когда так делают, получается, может быть, душевно, но очень некачественно. Х: Ты считаешь, что надо обязательно думать, когда делаешь музыку? Л: В принципе, я к этому постепенно прихожу. Музыка пишется не на один день, слушается не один раз, она должна существовать какое-то время. Это профессиональный подход. Я вот лично не могу, если я даже душевно спел, и у меня были какие-то особые непередаваемые чувства, но гитара не строила, не могу я эту запись оставить - я всячески буду препятствовать ее распространению, потому что лажи и шары быть не должно, Другой век на дворе... Сейчас порой просто обидно за человека, если у него мыслей до фига, а играть не умеет - много таких молодых музыкантов во все времена. Вот они орут, строят что-то концептуальное, а присмотришься - все по-дебильному. Глупое самоутверждение, хотя они всё искренне делают. Над музыкой надо работать все равно. Но тут важно найти такой момент, когда техническая работа не губит то, что в душе у тебя вертится в данный момент. Когда начинаешь всячески препарировать какую-то идею, она в конце концов просто херится, просто губится ее живость. Это самая хитрая задача - быть и профессиональным, и душевным музыкантом. Х: Как ты относишься к понятию коммерческая - некоммерческая музыка? Л: С одной стороны, это можно просто определить: то, что можно насвистеть - это понятно, что, а что загружает - совсем другое. Чёрт знает. А вообще хорошо отношусь. Люблю когда денег много! (общий заразительный хохот) А если посмотреть с другой стороны, берём Заппу - коммерческая музыка? Я бы, все-таки, так делить не стал. Это только у нас так по-дебильному считается, что вот, дескать, ЛАСКОВЫЙ МАЙ - коммерческая группа, а КОМИТЕТ ОХРАНЫ ТЕПЛА - некоммерческая. Кто знает? Может быть, скоро Силя станет распродаваться офигенными тиражами и в Лужниках играть. Это все очень размытое деление. В музыке нельзя зарекаться ни от чего. Расстроилась гитара прямо во время песни - и это уже не коммерческая, а умная группа, концептуальная... Х: Насколько тебе помогают музыканты в работе по созданию твоих творений? Л: Помогают, но в допустимых мною рамках. Я, в принципе, сам никакими инструментами хорошо не владею; если допустить, что партию клавишных на каком-то альбоме сыграет клавишник, он сыграет ее лучше и правильней, но потеряется такое мудацкое лаэртянство. Поэтому кое-где в основных моментах я стараюсь все делать сам. Если я пишу альбом как бы для одного исполнителя, типа "Повод для оптимизма" или "Дети хоронят коня", то основная работа делается в одиночестве, там своя методика, в которую очень сложно вписаться другому человеку. А если альбом задумывается как живой, то там люди садятся и играют - "Женщина с трубой" так делался, например. Плод коллективного творчества. Много людей участвовало. Х: Давай коснемся твоей любимой, видимо, музыки, а именно реггей. Как и почему ты полюбил этот стиль? Ведь он присутствует в доброй половине твоих вещей. Л: Сложно сказать. Я просто люблю ритмику, так сказать. Причем не просто такую: 120 ударов в минуту, а сложные какие-то рисунки - хотя и не такие уж совсем замороченные, как у африканских племён. В реггей есть... как музыканту мне интересны определённые ритмические моменты. Первая реггей-музыка, которую я услышал, была музыка Боба Марли. Я просто охуел! Причем, мне это представили как некую, мол, этническую музыку. Я послушал и понял, что люди играют абсолютно по-другому, что это не какая-то там дешевка, что это действительно интересная музыка. Как спектакль смотришь, от начала до конца; все переливается от края до края. Вместе с тем понимаешь, что это безусловно от души, что если какой-то чувак, допустим, прошелся по бонгам, то это он может совершенно непредсказуемо сделать либо в виде раскатистой дроби, а порой просто как два удара. Это очень близко к русской гармошке, когда сидит мужик и наяривает. Так же и в реггей - беспредельность ритмики потрясающая. Вот послушал недавно певца со смешным именем Альфа Блонди - это такой грустный реггей, на самом деле, и не только из-за тоскливого голоса, а потому что они все играют так грустно. То есть реггей наиболее подходит для выражения самых разных чувств. Что там поёт в ночи Опоссум, пугая эхом всю Москву? П: А какой идеальный состав группы ты себе представляешь на концерте? Какие инструменты добавил бы для идеального восприятия твоего творчества, а какие бы упразднил? Л: Я бы добавил ну очень грамотного перкуссиониста. Таких у нас очень мало. Причем это не только для реггей необходимо. Я имею в виду перкуссию не просто и только как бонги. Барабанщик же не может трясти одновременно еще и погремушкой, а это в какие-то моменты просто необходимо... Ещё я взял бы духовую секцию - есть такая мечта. П: А сколько духовых инструментов и какие? Л: Скорее всего, альт-саксофон, может быть, тромбон какой-нибудь дебильный и еще какую-то трубу (я в них не очень разбираюсь, послушал бы, как звучат - и взял). Для акустических вещей, видимо, по кайфу была бы струнная группа. А так сегодняшний состав меня устраивает - если бы ещё клавишник умел бы на дудках играть в какой-нибудь песне, на живой флейте, на саксе, это был бы идеальный состав. Для условий жизни в нашей стране. Я удивляюсь, как ЛИГА БЛЮЗА собирает девок на подпевки (их бы я тоже, кстати, себе взял)... Х: А как ты относишься к неживым инструментам? Л: С уважением. Я считаю, что это тоже искусство. У буржуев на пластинках пишут - такой-то программировал драм-машинку. Да, это такое же искусство, как стучать на живых барабанах. Х: Но насколько это тебе необходимо - на записи и на концертах? Л: В концертах, конечно, лучше играть вживую. Ибо можно оттянуться самому. А от компьютера особо не оттянешься, то есть у него энергетики меньше. Но на записи я сторонник горячий всех этих дел. Х: Какие твои альбомы у тебя любимые? Л: Самый непосредственный и искренний - "Пионерская зорька". А самый ностальгический, напоминающий о замечательном времени - "Доители изнурённых жаб". Кстати, как и "Детства чистые глазёнки", "Доители" писался тоже в трёх разных студиях. По геморроям они равны. Х: Твоя любимая песня? Л: Не знаю, они все меня так достали - я бы их не слушал ни одну, никогда... На глазах у детей съели коня
Х: Тогда какие темы в песнях тебя волнуют особо? Л: Совершенно разные. От тем животных до тем массовых каких-то явлений, таких проявлений общественного мнения, как революция какая-то или прочие бестолковые занятия... Х: А всякие школьницы повесившиеся - это так, мелочи жизни? Л: Это самая глубокая тема, тема гуманизма, вечная тема, сам понимаешь. Грустно же, что повесилась она. Меня вообще очень волнуют темы людского безразличия. Х: Но по жизни кажется, что человек ты весёлый и этот заряд несешь в песни... Л: Ни хрена себе - весёлые песни. Каким-нибудь идиотам они и кажутся веселыми. На самом деле, если прислушаться, то мной не написано ни одной весёлой песни. Х: А как часто ты попадаешь в курьёзные ситуации, сходные с той, где в твоей песне ребёнок выкидывает автора из трамвая? Л: Непосредственно подобного со мной не бывало. Я был бы тогда уродом побитым. Просто иногда дебильная мысль заводит в такие ситуации. Вот прикинь себе - сидит чувак в трамвае, едет к бабе своей, и вдруг подлый ребёнок. Это как бы фатализм такой, само понятие - вселенский облом. Он разный бывает, этот облом. И при этом вряд ли какая-то совершенно правдоподобная ситуация это может показать. Такова сила и важность воображения в искусстве! Вьетнамец играет на арфе, наевшись селёдки жареной... Х: Давно лелеемый мной вопрос к тебе: каково твое реальное отношение ко всяческим народностям, особенно мелким - в твоих песнях это очень часто... нанайцы, татары, вьетнамцы, негры... Л: В том-то и вся фишка и загадка, что у меня никакого к ним нет отношения. Просто они мне абсолютно по фигу, по большому счету. Так же, как я думаю, как и я - им. Когда мне со всех сторон о них говорят, причем как бы со знанием дела, меня это раздражает. У меня вовсе нет никакой ненависти, скажем, к чукчам всяким. Я особо не разбираюсь в различиях и поэтому всех коренных народов скрещиваю нанайцами, как, впрочем, и большинство людей. Но эти народы живут своим миром, тусуются себе, что-то делают... Пусть их. Х: У тебя преобладает азиатская направленность... Л: Ведь это же настолько чужая нам культура, неизведанная, что казаться ее знатоком просто глупо, и неспециалисту вдаваться в изучение её особо и не надо. Фил Коллинз. Концерт для коубэлла с клаксоном, Соло на турнтэйбле - Опоссум. Х: В каких залах тебе лучше играть? Л: Мне нравятся либо совсем маленькие залы человек на сотню - в таких лучше акустику играть, либо средние на полтысячи... Х: А как тебе идея концертов как шоу? Л: Шоу должны быть очень умные, очень продуманные и поставленные профессионально. У нас почему-то принято считать, что шоу - это когда на сцене кто-то стихи читает кроме музыки или перформанс делает вроде квачей тех же (московская группа ТАЙМ-АУТ - прим. X). Или взять того же Бари Алибасова, где какие-то педерастические козлики и девки иже с ними по сцене прыгают - это вовсе не шоу! У квачей, к примеру, просто раскованность на сцене большая - от этого все их стишки прикольные и прибаутки. А настоящее шоу... посмотри того же Тома Уэйтса... Если шоу ставит грамотный человек, это должно выглядеть как... я не знаю, а потому и не берусь это делать. Х: В каких городах тебе более всего нравится играть? Отличается этим наш с тобой геройский город? Л: Конечно, тут в Москве было более всего клевых концертов. Неплохо все складывалось в Рязани, в Киеве - там в зале "КИНа" про нас вообще никто не слыхал, но атмосфера была хорошей (об этом читай в "ЭНске" 8-9/93 - прим. X). Была очень клёвая поездка в Харьков, там был концерт для очень узкого круга людей. В Новосибирске на "Пимах" тоже в кайф было......Насчет же самого плохого концерта- чёрт его знает... Впрочем, была такая акция - в Одессе. Один крендель по кличке "Палец", а по фамилии Чеботарь нас туда вместе с ЧЕРНЫМ ОБЕЛИСКОМ пригласил. Он себя считает единственным в городе независимым менеджером, а на самом деле - такое откровенное кидалово. Человек настолько некомпетентный, непрофессиональный, целиком проваливший нам эти концерты. Х: А насколько привлекает тебя мысль сделать, скажем, какой-нибудь тур - круиз на корабле, с концертами на верхней палубе, например? Л: Хотелось бы, но я предпочел бы делать этот круиз без тура, просто частным порядком... Я вообще, сказать честно, не люблю концерты особо играть. Не то что концерты мне неинтересны, но просто любое выступление несет с собой элемент обязанности -тебе менеджер говорит, что такого-то числа сейшн, и это число застолблено, вроде как ты ожидаешь его, как какую-то дату, держишь в голове. Когда в студии сидишь - сам себе принадлежишь. Стихи! А концерт - это такое отвлекающее событие, и не всегда радостное. Х: А для круга, скажем, родных и близких ты играешь? Л: Нет, все мои понимают, что это очень глупо, базетически. Как в том анекдоте: станки, станки кругом. Я крайне не люблю петь в компании, особенно когда находится мудаки, которые зажгут свечки, и ты, томно уставясь на них, должен петь свои глупые песни. Это просто выводит меня из себя. Х: В этом аспекте твое отношение к квартирникам? Л: Ни фига себе сравнение! Это же, в принципе, совершенно не для узкого круга. В сущности, это весьма клёвая форма. Правда, сейчас мне бы это было уже не так в кайф, поскольку полно клубов. Я бы с удовольствием сыграл и один в стоместном зальчике, сейчас, акустику, но чтобы - в отличие от квартирников, где ты сидишь просто на стуле и играешь, а вокруг тебя на полу развалились люди, - все было бы на хорошем звуке, с микрофончиками, с реверком. Чтобы это была более или менее форма какого-то концерта. Х: Вот ты говоришь, что вас не знали в Киеве. А в других городах? Л: Послушай, ну это опять та же статистика слушателей. В том же Новосибирске, как мне показалось, кто бы не вышел, его все равно приняли бы хорошо - не потому что народ всеяден, а потому что атмосфера такая... Х: Насчет Н-ска это ты точно сказал... Л: Но в принципе такие вопросы не ко мне. Я, можно сказать, из дому не вылезаю. Так - придешь сюда на радио, просветишь людей о последних находках в области математики, физики и общественных наук, и опять домой. Я вообще человек очень домашний. Из дома - в студию, из студии - домой. Х: Какое у тебя образование? Л: Я закончил два техникума и институт... Впрочем, на самом деле, техникум один я действительно закончил, а из МИРЭА (институт радиоэлектроники и автоматики. - прим. X) я ушел с третьего курса. Я просто понял, что учеба там не даст мне таких знаний, которые мне сейчас требуются, ни практических, ни теоретических, что я больше знаю в области электроники, программирования, вычислительной техники... Скажем, все персональные компьютеры, которые проходили через нашу с Катей совместную коммерческую фирму, лично я собирал... П: Ну чего мы все о чем-то занудном болтаем? Саша, какого цвета ты любишь носить носки? Л: Вообще-то я терпеть не могу эластичные носки: от них ощущение такое, словно змеиную кожу носишь. Представь себе, что змея ощущает, когда у нее старая кожа не слезла, а новая - образовалась. Я люблю носки из мягкой ткани. Что касается цвета, то мне неприятны яркие тона. Люблю белый цвет либо черный. Неброские носки. П: А головные уборы? Л: Терпеть не могу никакие. ВООБЩЕ. Если совсем холодно становится, я одеваю головной убор как можно меньшего объёма, чтобы потом его можно было бы сложить и запихнуть в карман при попадании в ближайшее теплое место. Также не люблю перчатки носить. Вообще всякие подобные прибамбасы. Х: А зонты? Л: Честно говоря, тоже. Вообще меня бесит, если что-то в руках надо нести. Для меня самый большой облом - ехать в метро на концерт собственный и нести гитару. Вообще, везти что угодно, выходящее за габариты моего тела, очень страшная нагрузка. И зонт в этом плане, а также всякие сумки меня бесят. Причем я не то, что боюсь, как бы эти вещи не попортили в толпе - просто неуютно как-то. Х: А какой вид общественного транспорта ты предпочитаешь? Л: Люблю пешком ходить, как ни странно. А из транспорта -наверное, метро... Из дальних - нравятся мне электрички, когда едешь в компании друзей. Или поезд - купе, из-за ощущения дороги. А в самолётах уши закладывает очень у меня. Х: Наконец, весьма важный вопрос. Каково твое отношение к алкоголю? Сколь большую он сыграл в твоей жизни роль? Л: Очень большую. Да, много было выпито разных горячительных напитков. Катя морщится - она не пьёт... П: Какие ты предпочитаешь напитки? Л: Кстати, это очень странная история (загадочно возводит глаза). По молодости пилось всё, что горит. Потом пошли такие периоды - водка и только. Потом - где-то портвейн, вина. Год назад было время, когда пилось дикое количество именно пива. Почему? Я просто подумал, что от водки напиваешься, бодун тяжелый. Потом я заметил, что если очень много пива выпить - а доходило даже до... я не буду называть количества, вы просто не поверите, - так вот, от большого его количества так же тяжело потом, как и с водкой. А сейчас меня бог милует: включаются внутри клапаны какие-то, что я чувствую, если выпью даже немножко, наступает некое ускоренное похмелье, как бы мини-модель будущего глобального похмелья, и я, соответственно, прекращаю пить. Клапан работает четко, и бухло, само по себе, в крупных масштабах, уже не приносит сейчас радость. Молодости конец настал! Х: Тебя, случайно, никогда тамадой не выбирали или шафером? Л: Я просто ненавижу быть на каких-то гулянках в центре внимания. Наоборот, я сторонник тихо сесть в сторонке и хавать себе помаленьку, чтоб до меня никто не докапывался... Серж Хризолит совместно с Екатериной Половинкиной
Звездочками отмечены альбомы, слушать которые нежелательно, а порой просто невозможно. с ВОЛОСАТЫМ СТЕКЛОМ: 1. В.С. - 79 (*) с ХУДЫМИ ВЕТВЯМИ: 6. "Кусочек счастья" (1986, *) c ПОСТОЯНСТВОМ ПАМЯТИ: 7. "Овальное зеркало Сведенборга" (1988) собственно c ЛАЭРТСКИМ-БЭНД 9. "Сектор Тепла" (1985, **********) 1, 2, 5, 6, 9-11 - электрические альбомы, остальное акустика.
|
| laertsky.com | публицистика | 1994 |
|