laertsky.com
Главная страница
Карта сайта
Форум
лаэртский
Дискография
Песни и аккорды
Стихи und поэмы
Альбомы в mp3
Лаэртский Бэнд
Голоса Родных
Концерты
Акварели
Wallpapers
Ответы на письма
Бесило-Радовало
"Медведь"
со стороны
Переводы
Видеозаписи
Радиоэфиры
Публицистика
Иллюстрации
Подражания
монморанси
О программе
Эфиры 1992-95
Эфиры 1996
Эфиры 1997
Эфиры 1998
Эфиры 1999
Эфиры 2000
Эфиры 2001
Silver Rain
Заставки
Терминология
Сайты гостей
прочее
Читальный зал
Музей сайта
Гостевой стенд
Картинки недели
Архив рассылки
Голосования
"Месячные"
реклама
laertsky.com  |  монморанси  |  2001  


Беседа с Владимиром Жириновским. Часть 2
 

 1   2   3   4 

Лаэртский: И я напоминаю вам, что в гостях у программы "Монморанси" Владимир Вольфович Жириновский и Лилия Витольдовна Вьюгина-Ноздрачева. Мы, заканчивая предыдущую беседу прервали практически на полуслове... наступили, я бы сказал модной кроссовкой на нежный кадычок нашей очаровашки... м-да. Продолжайте, скажите пожалуйста что-нибудь, уважаемая...

Жириновский: О чём-нибудь полезном повыступай. Полезном.

Вьюгина: Ну, мы просто говорили про долгожителей и про поколения там разные...

Лаэртский: Да!

Вьюгина: Да... И я, как лидер неформального движения "Женское достоинство" хочу задать первый вопрос, наконец-то мне дали слово... Как вы считаете, Владимир Вольфович, молодая женщина и пожилой мужчина - это альянс или мезальянс?

Жириновский: Да как хотят, как получится. Вопрос, так сказать, чистоты отношений.

Вьюгина: А почему тогда пожилая женщина...

Жириновский: Если молодая женщина хочет дождаться его смерти, захватить имущество - то это плохо. Если она действительно уважает человека, хочет ему помочь в старости, действительно быть просто помощником - это хорошо. То же самое бывает наоборот - молодой человек и пожилая женщина. То есть, наверное, здесь везде всё-таки корыстные побуждения... и это нормально...

Лаэртский: Или геронтофилия.

Жириновский: И это нормально всё. Нормально... Пусть люди живут, пусть они существуют. Самое страшное - это одиночество. Даже из корыстных побуждений пусть кто-то будет рядом. Пусть они там за ручку держатся, что-то там делают - но это неизбежно. Это опять деньги. Мы говорили про идеологию. Там культура, там все эти карапузики, пузики, телепузики - это деньги, мультики и всё остальное. Здесь тоже деньги, то есть, человек этим опутан всегда и постоянно. Даже находится чудак, который уехал в путешествие, Коняхин какой-то уплыл куда-то... Извините, сколько денег стоит его яхта? Все посчитайте, сколько стоит... и восхождение на Эверест. Вроде бы один...

Вьюгина: А, Коняхин... да...

Лаэртский: Причём там ещё и спасатели...

Жириновский: Это огромные деньги, за ним вся страна следит - это же дурдом.

Лаэртский: Согласен, кстати.

Жириновский: Поэтому в нормальной ситуации человек не может оторваться от общества, от людей, и это материально всё равно...

Лаэртский: Висит на обществе.

Жириновский: Висит на нём. Как вот: "Я не хочу есть!" Всё равно проголодается, всё равно что-то нужно будет съесть.

Лаэртский: Причём сожрёт потом в пять раз больше.

Жириновский: В том-то и дело... Одежду он не хочет, а сам хочет какие-то модные, сверхмодные кроссовки в конечном итоге ему подавай. Походил в грязном, рваном какое-то время... То есть, человек всё равно тянется к хорошему, благополучию... Заболел - тебя будут лечить! Нужны деньги опять.

Лаэртский: Доктор.

Жириновский: Ты никуда не денешься... никуда не денешься.

Вьюгина: Нет, но... нет...

Лаэртский: К тому же тут ещё... Лилия Витольдовна, вы, так сказать, свой вопрос несколько не уточнили, речь идёт о каком возрасте? Если, скажем, женщина до тридцати, мужчина до семидесяти - это одно... А если речь идёт, действительно, об этой... геронтофилии, или как её называют, когда глубокая древность и розовая юность - это уже психологическое такое, психическое отклонение.

Вьюгина: Мне кажется, что как раз мужчины, переступая порог, допустим...

Лаэртский: Так-так-так-так!

Вьюгина: Пятидесяти пяти лет, ну... даже иногда шестидесяти - это ближе к правде, они всегда выбирают себе в спутницы жизни молодых, красивых девушек, тем самым показывая обществу, что они еще о-го-гось, в силе там...

Лаэртский: Это понты называется.

Вьюгина: И ещё детей любят... в этом возрасте.

Лаэртский: Это называется понты, потому что на самом деле нормальный мужчина должен выбирать себе в жёны женщину немножко старше его. Потому что у любого мужчины внутри, как ни крути, как ни верти, есть...

Вьюгина: Ты сейчас хочешь сказать про Эдипов комплекс - главное, маму любить.

Лаэртский: Ну, а что? Мама - Земля наша, тоже... Вот это отсюда идёт, Земля наша - мама!

Жириновский: Не... молодые мальчики, они как раз любят женщин старшего возраста, им легче с ними. А мужчина старшего возраста... ему нужна молодая девушка, чтобы продлить его молодость.

Лаэртский: Вампиризьм уже...

Жириновский: Это всё нормально, это всё нормально, это всё хорошо, так и должно быть. Я очень не понимаю людей, которым по 60 обоим, или по 70 - и они за ручку ходят уже 30-40 лет. Я не знаю, на чём основываются эти отношения. Неужели такая глубокая любовь возможна, чтобы 30-40 лет, и в самой дряхлой старости уже они всё ещё не могут друг без друга?

Вьюгина: Вообще, люди по своей природе - они полигамны... что мужчины, что женщины. Ведь это же ненормально, действительно, 40 лет жить с одним человеком?

Лаэртский: Ну, почему ненормально? Во-первых, не жить, а вести совместное хозяйство. Если вы имеете в виду жизнь всестороннюю, включая сексуальные отношения, то они могут быть на стороне, просто тактично сделано всё это так, что половина и не узнает. А если и узнает, то, исходя из вашего же недоумения, чтобы снять его, будет это принимать как должное, видимо.

Жириновский: У нас экономика в тупике, демократия в тупике и семья в тупике. Мы встречаем XXI век, когда всё пришло в тупик.

Лаэртский: Под знаком большого кирпича.

Вьюгина: Который, говорят, будет веком матриархата.

Жириновский: Не надо, какой матриархат? Это вы уже опять возвращаетесь к половой дифференциации.

Вьюгина: Нет, тут тётеньки недавно собрались в Пресс-клубе и выяснили, что, оказывается, XXI век - это будет век матриархата, и очень доказывали так вот прям... пф!

Жириновский: Ну правильно... в больнице медсестра лучше уберёт там всё, подотрёт, всё сделает. Если мы возвращаемся в больницу, все мы сошли уже с ума, и все мы больны - то, конечно, пускай женщины ходят там, подтирают, наливают там, уборка там... это всё... В этом смысле матриархат, но не в смысле развития. Творческий мозг только у мужчины. Только у мужчины.

Лаэртский: А вот скажите, Владимир Вольфович, не чувствовали ли вы никогда... кстати, к вам в полной мере это относится - генерация идей; и некая живость, и что самое главное - энергия... она чувствуется, это факт. То есть, энергетика прёт и, естественно, вам приходится общаться порой с людьми конкретно безмазовыми, иногда с дохлыми уже, то есть, они где-то там перемещаются, но они дохлые, да? Мало того, что происходит постоянное отсасывание энергии Вашей, но вы тут должны вести какую-то определённую политику общения с ними, да? То есть, варианта два - либо вы прикидываетесь одним из них... То есть, поскольку они эмоциональные и психические инвалиды, то вы тоже должны сесть в это виртуальное инвалидное кресло и так же ездить... и постепенно, кстати, сжиться с этим образом. Либо вы должны бегать, значит, сперва среди них, дико их раздражая, а потом уже от них, потому что они поймут, что вы здоровы, что вы полны сил, и надо вас, в общем-то, нахлобучить. Вот как вы выходите из этой ситуации?

Жириновский: У меня самый тяжёлый период сейчас. Мне легче было при коммунистах - я видел их тупизну, видел их враждебность развитию человечества, общества, я заряжался от них, понимая что они - тупик человечества, а я не был в их среде. Когда их нет сейчас, то у меня идет разрядка, то есть, нет подзарядки. Я всё отдаю тем, кто нормально воспринимает меня; они со мной согласны - у меня нет обратной связи. То есть, я боксёр, которому некуда наносить удар. У меня тяжёлые перчатки на руках, а бить некого. Когда были коммунисты, это было нормально - я бил их, всё хорошо... Я видел, что мои удары меткие, что я поражаю цель. А сегодня... это вот... я считаю, что для Америки это страшная ситуация, вакуум - нет врага, противника нет. То есть, Америка будет погибать не потому, что мы, Россия, будем подыматься... Потому что нет противника. Идет самодеградация. Как у меня сейчас. Нет коммунистов - я деградирую...

Лаэртский: Ну почему... Есть большой папочка Зю.

Жириновский: Но он согласен со всеми - я вижу его красное лицо, я понимаю, ему неприятно. Я вижу его... как бы... э-э-э-э-э... глаза какой-то вот, как девки с панели. Ей нужно заработать, этой девке, и всё... Я понимаю, что она не женщина, которой нужна любовь. Так и тут. КПРФ осталось...

Лаэртский: То есть, не идейные там уже понятия.

Жириновский: Конечно, им просто нужно остаться. Ну что им делать сейчас? Вот их несколько сот тысяч осталось, а реально в Москве - сотня их. Ну куда им идти? От них можно было бы откупиться. Я бы на примере Кремля просто дал бы им деньги. Ребята, вас 100 человек, вот нате вам... послом поезжай, вот туда пойди, на тебе это...

Лаэртский: Вот, правильно.

Жириновский: И всё. Элементарно от них откупиться - они самораспустят партию. Всё закончится. Они же только в Москве, их нет нигде уже. Вот их сотня - Лукьянов, Зюганов, еще несколько человек... Илюхин...

Лаэртский: Ещё этот, с таким лицом... всё кричит, старичок...

Жириновский: Шандыбин.

Лаэртский: Нет! Шандыбин, я с ним встречался - он классный!

Жириновский: Шандыбин... элементарно с ним договориться.

Лаэртский: А... А... Ампилов. Вот, мне подсказали. Точно...

Жириновский: Ампилов тоже.

Лаэртский: Он что? Он нормальный, машет руками всегда, и его бабушки любят.

Жириновский: С ним можно было бы договориться, и легче было бы стране. До сих пор не можем с землёй разобраться... Представляете, сто лет обманывают. Во наркотик! Что ваши телепузики? Сто лет говорим: "Земля народу!" - и ничего не даём. Народ верит!

Лаэртский: А может быть, и правильно, кстати... потому что как можно дать народу то, что является не просто общенациональной собственностью, а вообще мамой... Я этого никогда не понимал, когда кто-то там говорит: "Это мои деревья, они растут на моём участке, хочу их и вырубаю". Я говорю: "Ты - скотина, ты не имеешь на эти деревья никакого права, потому что я - житель данной планеты..." Не думайте, что я какой-то гринписовец и так далее... Я говорю: "Тебе сейчас, бородавка, все родинки посрезаю, если ты их спилишь, эти деревья". Я считаю себя правым - не должно быть частной собственности на землю, должна быть аренда на землю и инспекция раз в месяц.

Жириновский: Пожалуйста, пускай будет аренда на 50 лет с правом наследования. Прошло 50 лет... если мой сын способен дальше управлять хозяйством - автоматом нотариус ему на 50 лет продлевает этот договор.

Лаэртский: Да, но не постоянный, конечно.

Жириновский: Да ради Бога... Но мы должны дать возможность человеку развиваться. Чтобы он развивался, чтобы он не был временщиком. Пассажиры... Меня раздражают пассажиры. Мы все пассажиры.

Лаэртский: Нет, ну мы-то нет! Мы не пассажиры, давайте так...

Жириновский: Я имею в виду в большинстве. Вот Россия - есть такой большой автобус... заскочил и едет человек, он ничего не делает. Он ждёт, что кто-то что-то ему сделает... Вот мы сделали людей пассажирами, иждивенцами.

Лаэртский: А это коммун...

Жириновский: Это коммунисты - они виноваты. Мы строим. Кто-то думает: "Ну, вы стройте, я подожду..." Когда мне было 15 лет, объявили программу построения коммунизма. 61-й год. Я и ждал... Думаю, вот они построят коммунизм, я приду в магазин и возьму конфет, сколько захочу.

Лаэртский: Или есть, знаете, такое понятие - вечные дембеля. ВД сокращённо. Которые в 50 лет говорят: "Как мне было хорошо в армии - с утра встанешь, покормят, скажут, что делать". То есть попросту - боязнь взять на себя инициативу. И вот эта поговорка совершенно идиотская: "Любая инициатива должна быть наказуемой".

Жириновский: Да, да, да.

Лаэртский: Тоже, кстати, пришла из какого-то красного такого... ящичка...

Жириновский: Вот почему у нас полно идиотов в стране - большинство из них было в армии. Армия отупляет. То есть она нужна, но она человека отупляет. Я служил всего 2 года, но эти 2 года до сих пор у меня остались в голове как провал. То есть, я бездельничал... 200 рублей, столовая, комната - всё было... Я два года ждал конца рабочего дня. Недели, месяцы, годы ждал, когда это кончится. Это страшно - тёплый южный город... Но армия - она только для войны нужна, а война-то бывает очень редко...

Лаэртский: Причём помните как всё это подводилось, типа... "защитника Родины"... А встаёт резонный вопрос: "А от кого её сейчас защищать? В данный момент от кого её защищать? Кто нападает? Что за фикция? Чего пугать-то все время?! Да?"

Жириновский: Да, да, да. Это проблема... Врачу нужны больные. Понимаете, он внутренне ждет этого, ему приятно это. Привезли больного человека, и он балдеет.

Лаэртский: Да, да, да.

Жириновский: Можно начать работать, понимаете? Человеку тяжело - он умирает, а врач радуется. Наконец-то дали ему клиента, он может им заняться.

Лаэртский: О! А знаете, как хирурги толкаются около стола, когда кому разрезать? Нет, серьёзно! То есть, главный хирург, он не подпускает второго до самой своей смерти.

Жириновский: В том-то и дело. Это ж очень дефицитно для них - скорее подойти к телу и начать там кромсать, что-то делать. Потому что это его профессия. Если он полгода не работает, он уже боится войти в операционную. Потому что это тоже опасная профессия. Солдат. Должна быть война - иначе он ненужный, разлагается. Хирург. Нет больных - он разлагается. Сцена. Уберите сцену от Пугачевой, - она б умерла давно уже.

Лаэртский: Или, например, не дайте женщине рожать - и всё.

Жириновский: Тоже загнивание организма.

Лаэртский: Сразу сгниёт в пять минут.

Жириновский: Большинство всех женских болезней - только от неправильной половой жизни и отсутствия детородного периода.

Лаэртский: Да.

Жириновский: Отлично, когда женщина, например, начала в 14-15 лет половую жизнь и родила 5-6 детей - нет проблем!

Лаэртский: Но, кстати, у неё нет при этом и социальной адаптации, которая порой вредит. Тут, например, показывали одну совершенно некрасивую, она тоже певица. Поёт мерзко, дерёт с Ветлицкой всё... в общем, тьфу! И у неё спрашивают: "Ну чем же ты, кума, будешь заниматься, когда просекут фишку, что ты никто? А она отвечает, дословно говорю, как есть: "Амнаххрр... Я бы хотела стать бизнесвумен"...

Жириновский: Да... да...

Лаэртский: Кстати, тоже меня дико напугало, и я чуть не заплакал от своего бессилия, я думаю: "Ну как же так..." И вообще, ненавижу людей, которые вставляют в русский язык английские слова как-то "yes" или "ok"

Жириновский: Нельзя это...

Лаэртский: Или вот это: "O, my darling!" Вот если б вам женщина, извините, шепнула "O, my darling!"

Вьюгина: "O, my God!" Это американский...

Лаэртский: Да, да, да... А вот скажите, Владимир Вольфович, была благоприятная, на мой взгляд, для России ситуация в Америке с выборами, когда эти тупаки не могли между собой перетереть, кому достанется, да? Поделились почти 50 на 50. При определённом усилии грамотно направленном, при определённой, скажем так, постановке можно было бы чиркнуть небольшую искорку - и там была бы мощная гражданская война. А почему этой искоркой не чиркнули? Для меня это до сих пор загадка. Причем тянулось это, типа, "ну нате, ребята, нате... вот уже бензин мы разлили, ну чиркните кто-нибудь!" Это же был гигантский шанс. Ни один человек мне на этот вопрос не может ответить.

Жириновский: Ну, мы в пассиве сейчас, понимаете? В пассивной ситуации, государство не проявляет инициативу. Мы ждём, что произойдет. Сами ждём. Я давно предлагал Кремлю провести ряд активных акций. Не ждать на Балканах, а самим что-то там сделать. И сегодня мы бы там господствовали.

Лаэртский: А теперь они спрашивают разрешение у НАТО, ввести ли им туда солдатиков?

Жириновский: Да, да. Значит... в Закавказье можно было бы такую заваруху устроить, что сегодня... какая Чечня? Сегодня Баку бы горело. Могли бы там господствовать сегодня. Средняя Азия. Мы бы давно там сделали... Сейчас бы не Будду разрушали... Весь Кабул горел бы оттого, что они бы не могли договориться друг с другом. А сегодня они запросто, втупую разрушают эту великую буддийскую культуру. То есть, мы в пассиве. Это нам как бы месть, или бумеранг коммунистического режима. Тогда всё было в активе. Мы создавали режимы в Мозамбике, Куба, Вьетнам. Сотн... десятки тысяч километров от Москвы. То есть мы были слишком активны.

Лаэртский: Ну почему "слишком"? Кстати, не слишком, а...

Жириновский: По всему миру мы, по всему миру...

Лаэртский: Это не слишком, это нормально, я считаю.

Жириновский: Везде были наши флоты, это было хорошо...

Лаэртский: Конечно...

Жириновский: Но теперь как бы компенсация - мы отдыхаем.

Лаэртский: Это как с шахтёрами. Помните, были времена, ещё так называемые советские, когда они приезжали с гигантским прайсом, в больших шапках, и прогуливали тут в кабаках деньги. Затем, по спиральке "хлоп!", платить перестали, вот у них сговор... то есть, всё так развивается...

Жириновский: Да...

Лаэртский: А как вы считаете, какова вероятность того, что начнут наконец нас бояться? Уважение всё-таки в том положении, в котором мы сейчас находимся, уважение к нам, должно начинаться с чувства боязни и страха.

Жириновский: Конечно! Только это и нужно.

Лаэртский: Да. Так как это?..

Жириновский: Почему нужна армия? Подводный флот. Вот надо, чтоб не "Курск" лёг бы на дно Баренцева моря, а несколько американских лодок.

Лаэртский: Ну вот одна протаранила япошек...

Жириновский: Расколошматить, допустим, турецкий подводный флот. То есть, мы должны всё это делать.

Лаэртский: А мы закупаем турецкие эти... "Мерседесы" сюда. Кстати, кто закупает? Вот ответьте. Товарищ, который закупает турецкие "Мерседесы"...

Жириновский: Да, да... Или автобусы...

Лаэртский: Автобусы, да...

Жириновский: "Мерседесы". Это ж сборка. Это куда хуже, чем немецкие.

Лаэртский: Почему закупают? Ответьте, если вы нас сейчас слышите. Покраснейте.

Жириновский: Или "Икарусы". Они же гадят. Это ж очень тяжелые автобусы. Тоже очень много плохого этого делается. Это тоже слабость, слабость... Чиновник творит, что хочет... Ну где наши эти "зелёные"? Чего они не выйдут на улицу Москвы?

Вьюгина: Так "зелёные" - это ж тоже мафия. Их все покупают.

Жириновский: Вот именно. Нашим "зелёным" некому заплатить, чтобы они подняли этот шум. Вот в этом проблема. То есть - везде деньги, везде сценарий. Ведь можно было много акций провести. Вот сейчас мы пытались закупить мясо отравленное в Баварии.

Лаэртский: С ящуром.

Жириновский: Я единственный поднял шум в Государственной Думе. Вроде приостановили, но ни один же москвич ничего не сделал... И впечатление, что москвичам дай отравленное мясо - они сожрут, сдохнут и никто ничего не сделает.

Лаэртский: Но доверие, во-первых, определённое присутствует...

Жириновский: Не должно быть такого доверия. Какое доверие? Должна быть подозрительность.

Лаэртский: Хотя скажу по себе и по своей семье - я принципиально не покупаю замороженное французское мясо... И, вообще, вот эти все...

Вьюгина: Ты соевое, что ли, только?

Лаэртский: Почему соевое? У меня есть своя ферма, где люди работают, и я только туда приезжаю und говорю: "Отрежь мне сегодня, Фёдор, ту-то ляжку от той-то коровки". Буквально так. А покупки этих брикетов... они сами по себе опасны, естественно... Мало того, есть у меня все-таки такое мнение, что большинство поставляемого сюда товара принципиально слегонца подпорчено. Начиная, кстати, от оргтехники. Я не говорю, что вся партия бракованная, но, по крайней мере, если из всей партии какая-то одна штуковина бракованная - её надо на списание, а они, типа, "в совок ее давай".

Жириновский: Продовольствие чем опасно - не только само мясо, которое может быть от бешеных коров, но ведь полно добавок в продукты.

Лаэртский: Да, да. Химия всякая.

Жириновский: Даже возьмите - косметика, крем.

Лаэртский: Неизвестно, что они кладут туда.

Жириновский: Сколько женщин покупают крем, мажутся. Они травят свою кожу. Это не сразу проявляется. 20 лет использования этого крема, и потом эта женщина будет мучиться, страдать. В этом опасность большая.

Лаэртский: Знаете, как они делают ещё? Это действительно факт, мы проверяли. Некоторые шампуни... Женщина начинает мыть голову, волосы становятся симпатичные, пропадает перхоть, всё это исчезает. Затем, вдруг неожиданно это средство пропадает с рынка. Это, кстати, регламентируется фирмой-поставщиком. Сразу же у бабы чуть ли не рога растут, комья падают, она бегает с вытаращенными глазами.

Вьюгина: Это как таблетки для похудания. На них подсаживают, и потом всю жизнь их приходится есть.

Лаэртский: Ищет, бегает, затем возвращается эта же байда в три раза дороже, в другой упаковке, то есть, практически, происходит не лечение, а попросту тонирование болезни.

Жириновский: Мучаем, калечим людей...

Лаэртский: Да, да, да.

Жириновский: Это очень опасно.

Вьюгина: Владимир Вольфович, я опять про женско-мужские отношения.

Лаэртский: Ну, давайте, давайте!

Жириновский: Давай!

Вьюгина: Вот известно, что женщины всегда падки на известных людей, а вы вообще такой импозантный мужчина. Но я думаю, что если бы вы даже были не политиком, а просто мужчиной, на вас бы прям женщины гроздьями вешались бы - и я думаю, так оно и есть...

Жириновский: Заблуждение. Только потому, что я известный в политическом смысле, какое-то внимание оказывают. Если бы этого не было - полное бы безразличие было бы.

Вьюгина: Да нет, неправда. Ну что вы! Ну что вы! Я прямо сейчас рассыплюсь в комплиментах.

Жириновский: Уверяю вас.

Лаэртский: Верьте, верьте, верьте Лилии Витольдовне - она физиономист хороший, и я просто, так сказать, могу ей доверять. Она может человека чётко отделить от рода его занятий.

Жириновский: Ну хорошо, а что, что? Вопрос-то в чём?

Вьюгина: Да, да, да. Так вот, шалость... не кажется ли вам такой высокой ценой, что вы не можете себе позволить некоторые шалости в личной жизни, а то ведь получится как со Скуратовым. И вот вынуждены себя прижимать...

Жириновский: Естественно, естественно... Многие завидуют известным людям, но у них самое мерзкое существование. Я мечтал, например, побыть один. Нигде невозможно. Даже в самой глухой деревне тебя может узнать человек. У нас же нет такой глухомани. Телевизоры есть, газеты. То есть, нельзя остаться с самим собой. Например, просто хочешь зайти в магазин и быть покупателем. Нельзя - все уже, так сказать, тебя знают. В пивнушку зайти...

Лаэртский: Да, вот эти перешёптывания...

Жириновский: Очень мерзко, очень мерзко всё...

Вьюгина: А вы знаете, я как-то была на Кипре и переходила пляж пятизвёздочной гостиницы к пляжу трехзвёздочной.

Лаэртский: Небось, опять сумки воровала!

Вьюгина: И там видела Владимира Вольфовича, между прочим - и даже не подошла.

Жириновский: Ну хорошо... хорошо... Я там, может быть, нашёл какой-то кусочек постоять две минуты в одиночестве.

Лаэртский: Нет, тут действительно... Если позволите, я озвучу вопрос, который Лилия Витольдовна в силу своей половой принадлежности просто посчитала, может быть, нескромным. Вот понимаете... не буду скрывать, что мне приходилось общаться на стороне с разными женщинками. Я, конечно, не столь известен, как вы...

Вьюгина: И сладость греха?

Лаэртский: Да. Но тем не менее... потом, проходя где-то, вдруг идут две девки, одна другой говорит: "Вот, типа, это Саня, я там с ним..." Соответственно, меня срамота бьёт, и всё это... Да! Как вы выкручиваетесь в такой ситуации? Ну не может же мужчина быть без женщины. Либо это должен быть какой-то штат очень чёткий женщин-молчуний, которые...

Вьюгина: Платить, платить надо сразу.

Лаэртский: Ну, представьте, она же подружкам...

Вьюгина: За молчание платить надо.

Лаэртский: Какая разница? Всё равно. Типа та - прайс у тебя откуда?

Жириновский: Все скажут, да...

Лаэртский: Всё равно растрендят. Либо они должны как-то в заточении находиться, либо это должны быть какие-то свои, но я, честно говоря... да пусть не обидятся на меня думские женщины, я там был несколько раз, но что-то аппетитного там ничего не увидел, либо что-то третье. Нет, если вы не хотите, то не отвечайте на этот вопрос.

Жириновский: Тяжело... Я говорю, это всё тяжело, по всем позициям. Быть известным человеком тяжело по всем позициям - и личная жизнь, и общественная, и все контакты, и связи - всё, всё в худшем варианте.

Вьюгина: А у вас были какие-то разочарования, связанные с женщинами?

Жириновский: Всё было, наверно. Мне всё уже опротивело, всё уже в тупом варианте. Всё в тупике, даже это всё.

Вьюгина: То есть, если хочешь жениться на умной, красивой, богатой - нужно жениться три раза, это точно, да?

Жириновский: Я думаю, что...

Вьюгина: Нет, я сейчас не по поводу женитьбы, не по поводу вас - а вообще, что в одной женщине сложно сразу найти все три компонента.

Жириновский: Конечно. Никто ничего не находит.

Вьюгина: Как, впрочем, и в мужчине.

Лаэртский: Да ладно, в мужчине...

Жириновский: Никто ничего не находит, и мучаются все. Как бы всеобщее сожительство, сосуществование. Раньше был такой лозунг "мирного сосуществования двух систем - капиталистической и социалистической". Это всё лопнуло, и теперь есть сосуществование человека. Мы все со-су-ществуем. Не живём...

Лаэртский: Причём "мирное", вот тут слово "мирное сосуществование".

Жириновский: Мирно. Потому что война здесь невозможна, ибо у всех у нас одинаковые недостатки, все мы одинаково что-то хотим, немного жадные, алчные, скупые и так далее... То есть, мы все одинаковые.

Вьюгина: Но вы говорите, что мужчина - творческий человек, это понятно. И генератор идей.

Жириновский: Да...

Вьюгина: Но почему-то все генераторы моих подружек просто живут на диване и ничего не генерируют, кроме выхлопных газов своих.

Лаэртский: (сдержанный смешок) Извиняюсь, я болею.

Жириновский: Это всё не может быть сразу. То есть, вся мужская часть общества творческая. Какой-то отдельно взятый мужчина может ничего не делать.

Вьюгина: Нет, очень много примеров негативных.

Лаэртский: Нет, действительно много. Я видел многих мужей её подружек.

Жириновский: Забиваем их, забиваем их, забиваем. Нужна для них бОльшая свобода.

Лаэртский: Это называется "обломовщина" какая-то.

Жириновский: На диване он потому, что это для него протест. Он не хочет ничего делать. Мы его загнали в эту ловушку.

Лаэртский: Мы как-то обсуждали эту тему.

Жириновский: Нужно отдельное жильё совсем. Совсем отдельное жильё нужно. Не трогать его нужно.

Вьюгина: Так он умрёт...

Жириновский: Ничего он не умрёт.

Лаэртский: А вот скажите, Владимир Вольфович - вы, так сказать, вполне состоялись как уважаемый член общества, как человек известный, как мужчина. У вас сын есть, да? То есть, наверняка, дерево тоже посадили, дом построили...

Жириновский: Да, всё есть - деревья, дома. Всё сделано.

Лаэртский: А вот представьте себе, что вдруг в какой-то момент вы вернулись на рубеж, с которого всё это начиналось, и путь пошёл не туда. То есть, вы стали обычным таким обывателем. Но обстоятельства так сложились, что вы, как нынче модно говорить, при бабках, да? Вот, в какую бы вы сейчас область вложили эти деньги? Ночной клуб открыли бы или продуктовый магазинчик? Или сейчас, знаете, наша жизнь штука хитрая, сейчас мы с вами тут беседуем, а завтра уже не знаем где, да? Вдруг вообще завтра всё прекратится, и вы перестанете быть тем, кем являетесь. Что в запасе, что вы будете делать, на какой почве функционировать?

Жириновский: Но у меня в этом смысле как раз очень тяжело. Я не люблю торговлю, не люблю строительство какое-то. То есть, мне нужна духовная сфера.

Вьюгина: Переводами бы занимались.

Жириновский: Нет, не хочу я.

Лаэртский: Чем, чем, извините?

Вьюгина: Переводами.

Жириновский: Я бы с удовольствием перебил этих проповедников, которые выступают в воскресенье. Я бы с удовольствием на хорошем русском языке без всякого перевода обращался к миллионам и к миллионам - находил бы путь к их сердцу, к их душе. То есть, общение с огромной аудиторией мне доставляло бы удовольствие. Это было бы вне политики, допустим. Это преподавательская деятельность, литература, история человечества, религиозные темы. Я могу взять всё это вместе, потому что чисто религиозная тема может не всех волновать - это узко. Чисто литературная не всех, а вот общее взять, о жизни...

Лаэртский: Согласен.

Жириновский: Человек и жизнь, человек и общество. И подать всё, что есть в нашем мировосприятии. Вот такой бы вариант проповеди меня устроил бы. Я бы с удовольствием этим занимался.

Лаэртский: Вы сказали, что вас волнует духовная сторона вопроса. Многие, например, состоятельные, известные люди, политики - они каким-то образом ангажируют определённых деятелей культуры, да? Я не буду называть имён, но тем не менее - есть факты, когда определённая политическая партия или определённый, скажем, банкир, выдаёт прайс какому-то музыканту или содержит театр попросту. Причём это всё делается по старинному русскому рецепту, это не есть вот это новомодное слово "спонсорство", а это есть меценатство - это разные вещи. Вот вам доводилось ли, и приходится ли сейчас заниматься меценатством по отношению к кому бы то ни было из людей творческих?

Жириновский: Нет, нет. Я с этим напрямую не сталкивался. Конечно, где-то можно было бы это сделать, особенно во время предвыборной кампании... использовать в целях пропаганды.

Лаэртский: Нет, это опять спонсорство. А именно безвозмездно?

Жириновский: А вот безвозмездно я должен искать средства для собственной политической структуры. Если б я был богатый человек, имеющий фабрики-заводы, то часть денег мог бы тратить на политическую деятельность, а часть, может быть, бросить на меценатство. А так мне нужно каждый день находить средства для осуществления собственных функций. Поэтому нужно, чтобы это делал тот, у кого есть собственный бизнес, и тогда он сам решает, куда направить деньги. То есть, он производит деньги, а я деньги достаю. Так же, как их ждёт какой-то деятель культуры от мецената, так я не жду, а выпрашиваю для осуществления своих функций. Мы ещё закон не приняли, по которому какие-то копейки будут давать парламентским партиям. До сих пор наша страна единственная в мире, в которой считается, что есть партии, но деньги им не нужны. Тогда на что они существуют, эти партии?

Лаэртский: На членские взносы.

Жириновский: Так взносы никто не платит, потому что люди бедные сегодня или жадные. Это всё ушло, это было в КПСС - там прямо на работе собирали по ведомости.

Лаэртский: А как же идеология? То есть, сейчас идеология на первом плане - вступил, например, в ЛДПР, свято веришь в эти идеи, и не заплатить какой-то мелкий прайс - это уже предать самого себя.

Жириновский: Ну вот, к сожалению, сейчас в основном такие люди - не до этого им.

Лаэртский: Ну, а среди ваших ближайших помощников... я понимаю, что это такой вопрос, на который и отвечать не принято, но тем не менее - часто ли случаются разочарования? К примеру, тот напился, тот в офисе посуду побил?

Жириновский: Конечно, конечно, конечно. Полно. Это ж люди обычные, наши, с нашего общества, они со всеми теми же недостатками. Десятилетия пройдут, прежде чем в какой-то партии сформируется ее постоянный состав, и уже дети вступают в эту партию, внуки - то есть, идёт семейная традиция. Сейчас 10 лет, что это - 10 лет? Это же первые шаги.

Лаэртский: Да, для человечества это вообще ничего.

Жириновский: Дети, дети, дети. Это ещё дети. Всё ещё только на пути. И к созреванию я боюсь, что мы опоздаем - уже будет интернет, уже не будут нужны ни партии, ни избирательная комиссия, а из дома люди будут голосовать и решать все проблемы.

Лаэртский: Слушайте, кстати, вот ещё прежде, чем мы начнём звонки телефонные принимать, такая утопическая идея, но, на мой взгляд, не лишённая интереса. Вот я, например, считаю, что как гражданин Земли, я имею полное право участвовать в выборах американского президента и любого другого президента. Теми же правами я бы наделил даже тупорылого американца или его тётку жирную, которая жрёт курицу и кричит "O my God!" по отношению к своему президенту. Я считаю, что имею право влиять вот таким образом на мировую политику. Если бы это было осуществимо с точки зрения технической, материальной, то как вы считаете - идея хорошая или она просто дебильная? Если дебильная - вы так и говорите, я не обижусь.

Жириновский: Будущее за этим, я уже говорил. Мы уберём границы, уберём понятие "национальность" и "гражданство", и в том числе эти вопросы. То есть действительно, будет всеобщее избирательное право - голосуйте с Новой Зеландией, с Японией, давайте ваше отношение, ведь жизнь людей одинаковая везде. Все говорят - "безопасность, надёжность, благополучие, спокойствие", но везде одинаково негативные процессы - везде разрушается семья, экономика, идеология, везде всеобщее отупление, преступность, наркотики - всё везде одинаковое. Но пока мы находимся в этих искусственных национальных государственных клетках. Нам нужен единый мировой язык, мы и к этому придем ещё.

Лаэртский: А ещё я знаете хочу чего?..

Жириновский: Это и будет всеобщий коммунизм. В чём беда была Ленина - Маркс был умнее его, он сказал: "Одновременно во всех странах мира возможно создание нового общества".

Лаэртский: А этот в отдельно взятой...

Жириновский: Этот взял, как вор: "Вот здесь я сделаю!" Ты здесь можешь украсть!

Лаэртский: Ох, не слышит сейчас Шандыбин нас.

Жириновский: Он украл власть в 17-м году и сам написал: "А удержат ли большевики государственную власть?" Он понимал - украл, надо отдавать.

Лаэртский: И забздел, забздел! Он такой, типа "я понимаю!"

Жириновский: Тут же ввёл НЭП! Смотрите, что сделал - тут же ввёл НЭП. Он тоже понял, что нельзя рабочим и крестьянам отдать экономику. Пускай снова собственники ей занимаются. Тут же, и года не прошло!

Лаэртский: Типа он окстился... такой - ба!..

Жириновский: В 21-м году с трудом разбили они... и тут же вводит НЭП. Ну что это такое? Для чего вы брали власть? Вот это... беда.

Лаэртский: Насчёт телевидения я ещё хотел выступить. Я постоянно тут насчёт телевидения выступаю, уж больно я его не люблю во всех его проявлениях. Как вы считаете, телевидение будущего... В моем представлении - это, во-первых, никаких политических комментаторов, я имею в виду этих мудрых в очках...

Жириновский: Да, да, да...

Лаэртский: Второе - если новости и будут, то они будут в тоталитарном стиле. Это диктор, который отбирается по внешним данным: никаких бород, усов, всех этих безобразий, который читает холодно новости без всяких своих комментариев. А всё остальное время - это не художественные фильмы, а прямая трансляция, которая будет идти через спутник на телеэкраны с нескольких камер в каждом городе мира. Камеры могут быть установлены на спине или голове негра, неважно где... Но я, сидя дома, например, хочу побывать в Амстердаме - щёлкаю и вижу, что сейчас данный амстердамский негр перемещается по такой-то улице, и я как бы иду вместе с ним. Я слышу живые звуки города... это реальная жизнь, которую нам активно телевидение сатанинское пытается подменить на какую-то сценарную жизнь. Вы заметили - даже среди милиционеров уже идет подражалово их западным коллегам, которых они увидели по телевизору. Недавно тут меня брали... вы бы видели - это смех! Они, во-первых, друг друга называли Джо и Гарри... "Гарри, дай наручники!", и так картинно махали кольтами, - своими ПээМами, что у одного даже упал прям... То есть сплошное подражалово. Я считаю, что телевидение нужно для того, чтобы показывать реальную жизнь в других странах.

Жириновский: Это можно остановить только тем, что телезритель будет отключать передачу, где она фальшивая. Вот тогда мы уберём всех комментаторов ненужных, потому что они поймут - их не смотрят и не слушают.

Лаэртский: Всё равно будут. Для себя будут.

Жириновский: Нет, нет. Владельцы телекомпании увидят, что там, где появился комментатор и он лишний - люди переключают на другой канал.

Лаэртский: А как, кстати, это делается? Это может, конечно...

Жириновский: С обратной связью.

Лаэртский: То есть - не звонят просто?

Жириновский: Да нет! Будет просто видно - мониторы будут стоять. Все видят, что началась передача, и все - хоп! - ушли с неё.

Лаэртский: Я вот не понимаю устройство этих счётчиков.

Жириновский: Во многих странах мира это уже есть. Счётчики стоят, и телекомпания моментально определяет, сколько миллионов смотрит эту передачу сегодня. У нас этого нет. Нас сегодня обманывают - ставят датчики в определённом жилом массиве, условном...

Вьюгина: В домах повышенной элитарности.

Жириновский: Да! И говорят: "Пермь хочет это". Да не Пермь хочет, а группа чиновников Перми этого хочет. А вы поставьте в разных точках Перми, тогда мы узнаем, что хочет город Пермь. Эти рейтинги дурацкие - тысячу шестьсот опросили. Кого вы опросили? Кто опрашивал? Где?

Вьюгина: Да, да, да. Знаете, как Жванецкий сказал: "Рейтинг - это послание тупых тупым".

Жириновский: Страшное это дело, поэтому эту фальшивку техника разобьёт, не будет больше этой фальшивки.

Вьюгина: Владимир Вольфович, а каково ваше настроение, когда вы выходите с кучей всяких законопроектов, инициатив и так далее, и нервами своими (ведь видно, как вы выступаете) пытаетесь что-то кому-то доказать, а выходит какой-нибудь там Шандыбин, или ещё что-то такое, который по бумажке...

Лаэртский: При чём тут Шандыбин? Нормальный Шандыбин!

Вьюгина: Хорошо, ну кто-нибудь...

Лаэртский: У него глаза очень хитрые - вот скажите, скажите ей.

Вьюгина: ...и уже никому ничего не доказать...

Лаэртский: У него хитрые глаза.

Вьюгина: Это же просто ужасно.

Лаэртский: Почему ужасно?

Вьюгина: Когда вы никому не можете ничего доказать.

Лаэртский: А...

Вьюгина: И вы не можете что-то такое протолкнуть. Как с этим бороться? И все топчутся на одном месте. Вот как с этим бороться? Что делать-то нужно?

Жириновский: Да, да... это как впечатление расстрела. Допустим, я белый офицер, это - красная гвардия, по мне стреляют. Всё, я ничего не могу сделать, меня обезоруживают.

Вьюгина: Но состояние-то это ужасное.

Жириновский: А что сделаешь? Ничего не сделаешь. С этой тупизной ты должен смириться и ждать снова и снова.

Вьюгина: От радикальных методов мы вроде отказались, а без них тоже никуда?

Жириновский: Что делать... Ждать, когда другое поколение придёт.

Лаэртский: Да, хотя бы показывать им.

Жириновский: Пока животных инстинктов больше всего у нас. В политике пока животные действия у нас.

Вьюгина: Ну это страшно...

Жириновский: Пока интеллект не действует, к сожалению. Это наша беда - нет среднего класса. Понимаете? Его погубили коммунисты. У нас бы сегодня был средний класс.

Вьюгина: А договориться...

Жириновский: Ультрабогатые и ультрабедные - они всё портят. Ультрабогатые - консерваторы, "Не трогайте моё богатство!", ультрабедные - "отобрать, чем быстрее, тем лучше!" Средний - провал...

Лаэртский: Кстати, этот контингент очень хорошо наблюдать у церквей. То есть, я посмотрел, насколько сменились верующие и их вид - туда либо подъезжают на модных автомобилях, я даже марок порой не знаю, хотя у меня их перебывала тысяча; либо это совсем какие-то бедные, больные, убогие люди, как правильно вы выразились, именно средний класс, то есть, человека, на котором и должно общество всё стоять - его там и не увидишь.

Вьюгина: А мне кажется, что можно просто договориться иногда, чтобы не тратить нервы.

Лаэртский: Ну как договоришься, с кем?

Вьюгина: С кем-нибудь можно договориться, чтобы так потихоньку, потихоньку, приглашая в гости на хорошие разговоры, договориться.

Лаэртский: Нет, потому что как только потом договоришься и получится какой-то пирожок, то самый хитрый попытается от него оторвать самую часть...

Вьюгина: Потом к тебе самый хитрый придет...

Лаэртский: Понимаешь, договорённость любая, договоры, переговоры - это тоже своего рода политика, тоже шпионаж.

Жириновский: Торг, торг...

Лаэртский: Торг, да. Вот, именно... забыл слово.

Жириновский: У каждого свои мысли. На какой-то момент договорились, а мысли совсем другие.

Вьюгина: И всё равно предадут в какой-то момент, да?

Жириновский: Конечно! Временный договор, согласие, а потом будут искать, как его компенсировать и с другими заключить союз, и так далее. То есть, всё построено на обмане в этом мире.

Вьюгина: Саш, мне кажется, может быть... а то мы всё беседуем-беседуем...

Лаэртский: Да, я предлагаю дать слово нашим уважаемым москвичам...

Жириновский: Давайте, давайте! Что они хотят - а то, может быть, тема не интересует их, то, о чём мы говорим.

Электроженщина: Телефон прямого эфира - 203-19-22.

Лаэртский: Доброй ночи, вы в прямом эфире и мы полны к вам внимания, говорите пожалуйста... Алло!

Слушатель: Алло.

Лаэртский: Да. Рассказывайте, только громче, уважаемый, вас как-то...

Слушатель: (дебильным голосом) Я хочу, чтобы вы не вели передачи на моей любимой радиостанции, и убирайтесь... (Лучше бы Жириновского послал, эксперимента ради... - В.Б.)

Лаэртский: Непонятный голос... Здравствуйте, вы в прямом эфире, мы полны к вам внимания, говорите, пожалуйста...

Слушательница: (пожилая женщина) Доброй ночи.

Лаэртский: И вам аналогично. Рассказывайте...

Слушательница: Мне интересно узнать прогноз Владимира Вольфовича, чем закончится кутерьма сейчас с разговорами о перевыборах Думы и смене правительства. И пожалуйста, не нападайте на Шандыбина - колоритная фигура. Спасибо, Галина.

Лаэртский: Спасибо. Я думал, Галина спросит что-нибудь такое, например... ну что-нибудь там, ну не знаю там... ну, опять о...

Жириновский: Политизированы наши женщины.

Лаэртский: Политизированная Галина (она же ПГ).

Жириновский: Политизированы... но что делать?

Лаэртский: Ну, не хотите, давайте следующий звонок.

Жириновский: Нет, нет, нет! Обязательно отвечу я! В конце года обязательно будет Дума распущена, будут новые выборы в государственную Думу или уже в декабре, или в начале марта. В любом случае нам год остался... И обязательно будет новое правительство. Обязательно! Это нормальная процедура, как во всех странах мира - и Дума уже не подходит новой России, и правительство будет новое. Поэтому одним ударом двух зайцев, как говорится. А Шандыбин - колоритная фигура, но с этим колоритом мы 100 лет мучаемся. Дело не в Шандыбине, а дело в коммунистах - это страшная болезнь. Я приезжаю в регионы, до сих пор люди говорят: "При них было лучше". Представляете? Всё равно, что говорить: "Жулик мне вчера дал пирожок и я за этого жулика буду голосовать". Но тебе же жулик дал! Он у кого-то украл, тебе дал - и люди этого до сих пор никак не могут понять. Никак не могут понять! В этом они страшны...

Лаэртский: Ну, потому что они пьяные в большинстве своём.

Жириновский: Эта колоритность - дурман, который до сих пор стоит... Самый страшный политический наркотик - коммунизм. Фашизм быстрее проходит. В психиатрии есть понятие буйного помешательства и тихого. Вот буйное - оно страшное, опасное, но оно легче поддается лечению, буйного успокоят, тихое - на всю жизнь остаётся. То есть, тихий шизоид всю жизнь...

Вьюгина: Ещё можно и не распознать...

Жириновский: Да. А буйный пошумел, побил, кого-то избил, даже убил, но его можно вылечить. Тихое помешательство... Вот коммунизм - это тихое помешательство.

Лаэртский: Но там тоже могут быть рецидивы неожиданные, в общем-то... Ну, следующий звоночек...

Жириновский: Да.

Лаэртский: Да. Здравствуйте, вы в прямом эфире, наше внимание к Вам просто беспредельно...

Слушатель: Здравствуйте, это Фёдор беспокоит.

Лаэртский: Здравствуйте, Фёдор.

Слушатель: У меня вот вопрос к Владимиру Вольфовичу. Владимир Вольфович, скажите пожалуйста, та ситуация в преддверии выборов, когда вас пытались снять с голосований, и так далее... там Верховный суд вмешивался... Всё-таки, если честно, это была PR-овская акция ваша, или это действительно была такая против вас организованная какая-то кампания?

Лаэртский: Спасибо.

Жириновский: Кампания в чистом виде! Это сумасшедшая пиаровская акция. Зачем нужно человеку становиться самоубийцей? Если бы это было в нормальной стране, то большинство людей проголосовало бы за ЛДПР. Они бы поняли, что нападают на партию, единственную партию. То есть - законы готовились против Примакова, против ОВР, чтобы их убрать, как предполагалось по сценарию. Помните, у него нашли машину? Вот, за эту машину, которую нашли у него под окном, про которую он забыл, хотели убрать ОВР с выборов, чтобы лужковских депутатов не было в Госдуме. А прицепились ко мне, потому что влияние левых. В Центризбиркоме в основном левые сидят. И Вешняков сам левый... То есть, они мне мстят за импичмент. Они думали в 99-м году захватить власть. Был готов дворцовый переворот. Хотели Ельцина убрать, как Хрущёва. Совет Федерации, Госдума, Верховный суд, раз - все убрали, и привести к власти других людей. Поэтому - это месть. То есть, я остановил приход коммунистов к власти. Ещё это не оценили должным образом просто. За это мне мстили, и ударили по партии...

Лаэртский: Мощно, мощно они...

Жириновский: Страшно.

Лаэртский: Я, кстати, хочу сказать, что невзирая на свои политические пристрастия, я бы назвал всё тогда происходящее конкретным голимым свинством, попросту говоря... то, что происходило с ЛДПР. Ну что, следующий сразу звонок, Владимир Вольфович?

Жириновский: Да, я готов, пожалуйста...

Лаэртский: Доброй ночи, вы в прямом эфире, наше внимание к вам, собственно, беспредельно. Алло.

Слушатель: Алло, здравствуйте.

Лаэртский: Здравствуйте.

Слушатель: Это из Санкт-Петербурга беспокоят.

Лаэртский: Только говорите, если можно, слегка погромче.

Слушатель: А я... просто ночь... боюсь громко кричать.

Лаэртский: А вы вместе с трубкой свесьтесь в окно, собственно.

Слушатель: Хорошо, спасибо. Так и сделаю.

Лаэртский: М-да...

Слушатель: Владимир Вольфович...

Жириновский: Да.

Слушатель: К вам вопрос. Я, вообще, первый раз, вообще, общаюсь с таким большим политическим деятелем, тем более в прямом эфире... Вообще я, на самом деле, в политике не силён - но вот вы меня сегодня шокировали. То есть, я думал, что вы человек такой... ну, извините, недалёкий.

Жириновский: Вот, вот... Видите, как делают...

Слушатель: А сейчас я думаю, что вы очень умный человек, и спасибо, что вы есть, то есть, это какая-то наверно... э-э-э... как это сказать?

Жириновский: Ночь пробуждения.

Слушатель: Наверно антипод-антипод-анти-антипод некоторым нашим партиям.

Жириновский: Спасибо.

Лаэртский: Спасибо.

Жириновский: Не только от вас закрывают меня, весь мир блокирует меня!

Вьюгина: Приходите почаще к Лаэртскому.

Жириновский: Я предложил Бжезинскому: "Давай выйдем в эфир! Пускай планета послушает. Вы же - главный идеолог Америки. Я не претендую быть главным идеологом России, но я лидер одной из парламентских партий. Давайте вместе обратимся к планете! Пусть планета скажет кто прав - Бжезинский или Жириновский? Тем более - у нас фамилии как бы... польские корни. И мы оба" Боится! Боится! Зюганову предлагал эфир - боится! То есть, все боятся выйти со мной в элементарный прямой эфир. Я не знаю вопросов, я не знаю аудитории. "Давайте!" - боятся... "Не хотите эфира - едем в любой город России. Выбирайте, я оплачу поездку в любой город России - выступаем перед любой аудиторией! Вы за рабочих - идём на завод". И Зюганов боится. Явлинский - демократ... "Идём в интеллигенцию! Идёмте! К любым - писателям, художникам..." Не хотят, боятся...

Лаэртский: Они же, поймите - они же, во-первых, не музыканты, они скучные. То есть, к примеру, я бы тоже не вышел на одну сцену с Фрэнком Заппой играть музыку - это вполне естественно.

Жириновский: Они обязаны. Они претендуют на голоса избирателей. Избиратель хочет их слышать. Это всё равно, что женщина отказывается лечь в постель. Ты вышла замуж? - свадебная ночь. Так и тут. Он отказывается прийти к избирателям. Твои избиратели! Выходи к ним и отвечай на их вопросы.

Лаэртский: Вообще-то, с другой стороны, вы правы.

Жириновский: Он обязан это делать! В искусстве можно - я жду свою роль, я жду свой театр с его кинорежиссёром. Но здесь ты обязан выйти. Вот чем мне нравится Америка - они заставляют идти в прямой эфир. И почему там выборы быстрее проходят, и почему там голоса всего на полпроцента отличаются - там действительно максимально честные выборы. Максимально честные, потому что люди слышали этих двух человек.

Лаэртский: Но тоже, видите, у них там какие-то были...

Жириновский: Есть, есть, есть! Но это...

Лаэртский: И к тому же, что меня возмутило, ведь они же засранцы очень, так сказать, свои глаза пораскидали на чужие территории - проверять, как там в России происходят выборы, а у себя в своём болоте...

Жириновский: Да, да, да...

Лаэртский: И вообще, я чё-то не понимаю... Пусть мои слова прозвучат чересчур молодёжно, может быть, радикально - но о каких долгах можно говорить, о возврате каких долгов, когда они нам должны прайса немерено. Вот, конкретно, этот самый... Питэр, ты мне должен денег! Любой Питэр, на которого пальцем ткни - Питэр, живущий в Копенгагене, в Германии, в Америке... Он мне должен 300 грин - я это заявляю! И должен их привести сейчас. Если не привезёт, то я ему оторву всё, что торчит, при помощи... Да! Пусть потом этот негр, Кофр Аннан из ООН, который забздел, когда Югославию бомбили, не орёт: "Нарушение прав человека! Нарушение прав человека!" А ты где был, перец?!! Где ты был, когда бомбили белых людей? Причём - конкретно бандитская акция! Конкре... ка! Извините, я волнуюсь. Конкретно бандитская акция! Скотство какое-то!

Жириновский: Да, да, да... Всё правильно - мы никому не должны.

Лаэртский: Никому.

Жириновский: У нас воруют уже 100 лет, на нас нападают.

Лаэртский: Пользуются...

Жириновский: Вот, Кавказ-то они подожгли, а нас обвиняют. Завтра Среднюю Азию подожгут они - и нас же будут обвинять.

Лаэртский: Будут говорить...

Жириновский: То есть, это постоянно. Это - страшная политика. Разоблачать её нужно, разоблачать. Сейчас чем страшно, вот возьмите - техника ушла вперёд, да? Казалось бы, должно быть выгодно американцам. Нет! 2 марта хакеры взламывают компьютерную сеть ВМФ США. То есть, они способны влиять на безопасность США. То есть, США сегодня не наши ракеты угрожают, а хакеры из Швеции и Германии - они ворвались туда. А это - компьютерная система безопасности, это корректировка ракет! Можно не только остановить пуск, их можно развернуть и ударить по США! То есть, США можно уничтожить их собственными ракетами - достаточно двум чудакам-хакерам ворваться в эту компьютерную сеть! Представляете, какой опасный мир сегодня?

Лаэртский: Опасный...

Жириновский: Это страшно, когда мы можем проснуться, и нам скажут: "Америки нет, и пол-Европы нет".

Лаэртский: Да ладно! Это не страшно, это праздник будет! Извините за кощунство...

Жириновский: Но то же самое и по нашей стране может...

Вьюгина: Я хочу вспомнить про "Мир", про станцию. Какой подарок мы сделали американцам.

Лаэртский: Подождите, подождите, подождите... секунду, извините, давайте буквально...

Жириновский: Давайте людей послушаем.

Лаэртский: Нет, сейчас прервёмся буквально на одну песенку...

Жириновский: А... Давайте, давайте...

Лаэртский: А то тут мне надо пойти проверить торговые точки.

[...]
 

 1   2   3   4 

  laertsky.com  |  монморанси  |  2001
подсчетчики

 

Александр Лаэртский: laertsky@mail.ru. Администрация сайта: vk@laertsky.com.
По всем деловым вопросам пишите на любой из этих адресов.
При использовании оригинальных материалов сайта просьба ссылаться на источник.
Звуковые файлы, размещённые на сервере, предназначены для частного прослушивания.
Несанкционированное коммерческое использование оных запрещено правообладателем.
  laertsky.com     msk, 1998-2023