Беседа с обманутой женщиной Софьей Бах. Часть 3
 

Лаэртский: А я напоминаю вам, что в гостях у программы "Монморанси" сегодня обиженная женщина Софья Бах, базетолог Андрей Орлов, и я пока зачту те послания, которые вы присылаете к нам сюда - их очень много, щас по очереди начнём... постоянно перебивают... постоянно переб... да. "Я думаю, что ваша передача должна стать более длинной и идти каждую ночь для того, чтобы те люди, которые её слушают, отдыхали; такие же прекрасные люди должны доминировать, во всяком случае, в ночном эфире; ночью позволено более чем без политики отдаваться чувству, хотелось бы, чтобы эти чувства присутствовали в вашей передаче. Я знаю, что для меня они присутствуют - расширьте сферу этой деятельности." Без подписи письмо. От Сергея, от Сергея Есенина сообщение, такая подпись есть: "Вся моя душа - это вы, вся моя жизнь - это вы; спасибо вам, дорогие". Спасибо вам, Сергей. Только что сообщение от Андрея Васильевича: "Саша, спасибо, я старенький, но я знаю, что это очень нужно. Ещё раз спасибо". Спасибо вам, Андрей Васильевич, за ваше послание, и мы продолжаем, продолжаем предновогоднюю нашу беседу о восьмом и прочих крендельках с нашими гостями. Но тем не менее, тем не менее, ведь многие из них, многие из них пытаются каким-то образом, уже когда всё кончилось, всё съедено, значит, часть уснуло, часть разошлось, они так шуршат очень пакетами, показывая, что, дескать, смотрите, смотрите, сколько мы напекли! И это наш-то праздник, смотрите. "И ещё у меня осталось, я ещё Марье Петровне с собой дала" - она говорит. А если не дала, не дай Бог, то Марья Петровна хрена с два уйдёт, не прихватив. Даже порой как градусник пузырь запихнёт дорогого виски под мышку и только тогда уйдёт. А ведь, между прочим, сё-о-о-о-остры родные, ну, или - в лучшем случае - жёны родных братьев.

Бах: Да кто сейчас кому чего даёт, вы знаете...

Лаэртский: Вот в том-то дело!

Бах: Вот, я помню, раньше какие хорошие были отношения с соседями по лестничной клетке. Вот когда...

Орлов: Клетке!..

Бах: ...начинаются какие-нибудь...

Лаэртский: До чего всё-таки у них язык неуклюжий.

Бах: ...праздники... у кого?

Лаэртский: Нет, это мы о своём.

Бах: Про кого он говорит, не знаю. Вот когда начинаются какие-то праздники, мы всегда, значит, что-то пекли и несли соседям. Сейчас все пекут, я по запаху чувствую, иду домой когда - но никто никого не угощает.

Лаэртский: Это вы к чему такое?

Орлов: А в последнее время, кстати, это злоупотребление выпечкой, оно приводит к тому, что люди стали какие-то эндорфины получать из этого дела; они, в общем-то, путём каких-то особых химических, биохимических процессов разлагая вот эти вот сахара, которые там образуются, они научились уже сублимировать их и синтезировать в какие-то определённые эффективные средства химические. Поэтому с такой интенсивностью обмениваются этими выпечками. Э-э-э-э-э...

Лаэртский: А Софью, можно я у Софьи поинтересуюсь? Вы, будучи находясь, значит, в таком состоянии дебильном, как-то школа вот и до неё ещё вот детский сад...

Бах: В смысле - раньше?

Лаэртский: Да, раньше!

Бах: Или что вы тут имеете в виду... а то я щас опять уйду; там очень в холле интересно у вас.

Лаэртский: Нет, ну там, раньше! Имеется в виду, в детскосадовском таком состоянии приходилось ли вам танцевать танец Буратинки и стучать друг об друга деревянными флажками с надписью "Первое мая"?

Бах: А никогда меня не ставили на танцы, потому что я была полная в детстве всегда, и поэтому...

Лаэртский: Отсутствие, в смысле, у вас было координации движения, то есть была полностью дискредит...

Бах: Зато речь была у меня хорошая, я всегда стихи читала.

Лаэртский: А давали ли вам пить рыбий жир, потому что я помню, у нас девочкам ни в коем случае... В бытность мою работы воспитателем детского сада нам говорили: "Ни-ни, девочкам рыбий жир не давай, а то они могут сблевнуть".

Бах: А я в детский сад-то не ходила. Меня освободили. А в школе уже не кормили никого.

Лаэртский: А так вот по слухам уже... А в окна хоть смотреть если? Вы же не ходите мимо окон просто так; вы же наверняка смотрите, подтягиваетесь. Ведь женщины, они от природы любопытны. Я сколько видел: идёшь, бывало, ночью - висят! Подтянулись, висят.

Бах: Много есть окон, я не страдаю педофилией, много есть окон, где мужчины тоже что-то едят.

Лаэртский: Висят тоже.

Бах: Это более интересно.

Лаэртский: Хороший ответ на вопрос! Андрей, ну что у вас, какие есть соображения по всему, мною высказанному? И Софьей, конечно, тоже.

Орлов: Ну, вы затронули вопрос, связанный...

Бах: Еды!

Орлов: Да, с едой.

Бах: Вот вы здесь такими научными выражаетесь предложениями, я б сказала, создаётся впечатление, что вы, в общем-то, не дураки далеко.

Орлов: Вот вам и...

Лаэртский: Благодарность...

Орлов: Да! Так, возвращаясь к этому заключению, интересное дело: вот как женщина, она находит быстро очень на основе гастрономического общения, обмениваясь выпечкой, она быстро вступает в эмоциональный контакт, и таким образом налаживаются паутинные связи, которые плетутся всё интенсивнее и интенсивнее. У мужика, в общем-то, таким образом, в качестве протеста, присасывание к бутылковым происходится и поедание фаллических агентов внутри себя, оно как бы тоже объединяет, но на время; потом оно вызывает дебош и умопомрачение временное, но сейчас, в общем, существует некоторая программа, называется она, вы наверное, слышали - "Врачи без таможни и без границ". То есть, он... на самом деле, это связано с тем, что молодые кадры недостаточно навыков имеют, и чтобы развязать руки подрастающей медицине, этой поросли, организовали такую андерграундную акцию как "Врачи без таможни, без мозгов и без границ". То есть, он, наколовши себе на пальцАх там Миша или Вася, уже в состоянии как бы оперировать, находясь только что на приёмных экзаменах; он приходит и тут же, поймавши кого-нибудь, кто послабее, может уже оперировать и приступать, и это поощрается, потому как лозунг врачей без границ, без мозгов, без костей и без таможни и безо всего, они могут уже приступать, заявивши только - а назвался этим самым врачом, можно приступать.

Лаэртский: Угу. Вот а...

Орлов: Вот. Это достижение как раз - если говорить о половых каких-то дифференциациях - то это как раз достижение мужской части, потому что хирургия суть есть мужское занятие, потому как не всяк возьмётся, присосавшись к бутылковым, приступать сразу к полостным операциям, к вскрытию черепа или же лица. Обычно лицо вскрывают, пытаются, по крайней мере; даже он не имеет никаких навыков, но он потенциально участвует в этом проекте врачей без мозгов, потому как он хочет лишить оппонента и себя тоже - себя бутылковыми, а его, значит, путём нехитрого хирургического вмешательства кулачковым или кулаковым, в зависимости от антропологических данных.

Лаэртский: Вот ты заметь - я знаю, что ты отслеживал динамику развития клеточных заёмов, то есть если у мужчин клеточный заём происходится в каком плане: то есть он выходит, значит, в трусняках порой или там накинет халат, звонит и так: "Макарыч, слушай, есть там потянуть чего?" - "Да, беломор" - "Ну давай, сойдёт," - берёт. Или там: "Слушай, есть чего-нибудь остограммиться?" - "Есть" - "Ну давай"... У женщин это было так: "Слушай, маслица подсолнечного есть? Только собралась - мой сейчас придёт - блинков попечь, а вот это, нету, давай". Вот. То сейчас очень часто мы посредством камер скрытого наблюдения и, в общем-то, с помощью агентов видим, что этот клеточный заём бабий, он тоже принимает формы и мужского, то есть и покурить они так же просят, и попить так же просят водочки, но плюс у них остались маслице, сальцо, лучок - то есть то, чего мужской клеточный заём, в общем-то, исключает.

Орлов: Какая гадость...

Лаэртский: Да, попросту говоря, то есть здесь практически их сфера деятельности...

Орлов: Ты какие-то продукты перечисляешь омерзительные.

Лаэртский: А по просьбе женщин! Тут к нам женщин очень много пишет, вот, например, Маргарита Ивановна Спиридонова говорит: "Дорогие мои ребята, я уже пожилая женщина, слушаю вашу программу с восторгом, но не могли бы вы обсудить тему клеточного заёма?" Ну, я так понял, что она об этом?

Орлов: Ну это одна из пирамид очередных.

Лаэртский: Да, но, тем не менее, согласись, что сфера...

Орлов: Ты её лучше научи отбивные из сала делать.

Лаэртский: Сфера, сфера-то больше, вот ты подумай сам: ещё, например, в семидесятых годах, да, там даже, бывало, они впятером одни трусы носили, типа: "Я сегодня в лизкиных трусах. А ты чего?" - "А я, там, колготки у Машки заняла."

Орлов: Гадость...

Лаэртский: Вот. То сейчас получается, что всё, что делаем мы, делают и они плюс намного больше; ты вот не понимаешь этой опасности, ты легко к этому относишься.

Бах: А зато я знаю, что щас чаще всего мужчины друг у друга просят в качестве клеточного заёма.

Лаэртский: Чего?

Бах: Таблетки. Разные таблетки, да, да. Если ко мне заходит мужчина - обязательно за таблетками. Я уже дверь когда... я в глазок сначала смотрю, но, думаю, что вы тоже, да? Смотрю в глазок и вижу: мужчина; я уже точно знаю, зачем он пришёл, потому что женщина может взять... яйца у меня берут, масло, что ещё...

Лаэртский: А возвращают потом вот, мне интересно, или нет, или с концами?

Бах: А вы знаете, вот разные бывают женщины. Одни никогда не возвращают, кстати, вот...

Лаэртский: А продуктами возвращают?

Бах: Никогда ничего не возвращают.

Лаэртский: А если там напекут, и вот несё-о-от, несё-о-о-о-от!

Бах: Это, как правило, те, которые к среднему классу относятся и ниже, а те, которые к более обеспеченному слою населения, да? Они даже, например, небольшой стаканчик сольцы возьмут и всё равно стараются на следующий день вернуть.

Орлов: А я заметил...

Лаэртский: Это чтобы не подумали ничего, да.

Орлов: ...ко мне тоже заходила она всё время, я эти все яйца пометил, потому как мои они были все, я их пометил, проштамповал невидимыми чернилами, а когда мне их вернули, они оказались те же самые - это как понимать?

Лаэртский: Я объясню - то же самое, что с деньгами, я одной дал...

Орлов: Не, я у неё хочу спросить.

Лаэртский: А, у неё. Да.

Бах: А может быть... это кто брал у вас - женщина или мужчина?

Орлов: Женщина брала...

Бах: Она, наверное, просто хотела вступить в контакт с вами.

Орлов: А у неё, по-моему, неконтактное состояние было.

Бах: Ну, а тогда зачем же она взяла, интересно?

Орлов: Я тоже хотел узнать.

Лаэртский: Это мы хотим у вас узнать.

Бах: Не покатать же. Да нет, я думаю, что она взяла как раз исключительно для того, чтобы вот... ну, она, может быть, поговорить хотела с вами.

Орлов: Нет, она как бы взяла и побежала-побежала быстрей, я хотя её...

Бах: Ну, вы же её не сдерживали...

Лаэртский: Кхе-кхе! Будьте здоровы. Не, ну я такой же эксперимент провёл: я одной дал взаймы сто долларов.

Орлов: Ага...

Лаэртский: Хотя ведь, думаю, не вернёт!

Бах: Это непохоже на вас, кстати, что вы дали.

Лаэртский: А номер переписал сразу же, как она ушла, на обойке рядышком переписал. Она говорит - на неделю. Через неделю приносит мне мои же сто долларов. Я думаю: "Хорошо! Хорошо, думаю, Зой, нормально". Взял, всё. Она: "Ой, спасибо, ой, спасибо, Мишенька, выручили!" Я говорю: "Ничего, Зой, нормально, в случае чего - приходи". Пришла. Где-то через неделю, говорит: "Дай, пожалуйста, пятнадцать рублей, вот нужно". Я дал. Не вернула. Приходит ещё через неделю: "Мне, говорит, пяток яиц". Я дал. Не вернула. И я понял, почему она вернула те яйца. Чтобы показать свою платёже- и кредитоспособность. Понимаешь? Она у тебя берёт, ничем не рискуя, не тратя это, возвращает, ты, естественно, садишься на измену, что человек платит по своим долгам, и в дальнейшем ворота твоей души открыты для её алчной костлявой ручонки с грязными когтями.

Орлов: Да ты что, а я вот, например, стольник тоже ей отдал по твоему примеру, ты меня научил, она через неделю заявляется и говорит, что на автобусе проездила эти все деньги, сто долларов.

Лаэртский: Да?

Орлов: Да! Вот...

Лаэртский: Ну что? Пойдём?

Орлов: Пошли!

[ ... ]

Лаэртский: И мы продолжаем нашу предпраздничную, посвящённую победе программу, принимают тут участие в ней, соответственно, обиженная женщина Софья Бах, Андрей Орлов, базетолог, ну и в какой-то степени я тоже тут присутствую. И, если позволите, я зачитаю ряд писем, которые пришли на адрес нашей программы. "Сашенька, сам не спишь, не даёшь уснуть другим. Спасибо. Андрей". Спасибо тебе, Андрей, что ты слушаешь нашу программу. Далее. Письмо от Зинаиды Георгиевны Ветвь. "Я уже пять лет как на пенсии, и только вы являетесь моей отдушиной и позволяете жить мне полноценной интересной жизнью". Спасибо, спасибо вам, Зинаида Георгиевна. К сожалению, все просят, чтобы наша программа расширила рамки своего вещания и вещала и днём, и ночью.

Орлов: А ты знаешь, кстати, вот этот проект, который сейчас уже воплощается частично, как во времена Второй Мировой войны - ездили камуфляжные броневики и там вещало из такого громкоговорителя... это, в общем-то, несложно, и я полагаю, что по многочисленным просьбам можно, в общем-то, как раз, начиная с часу, с двух часов ночи...

Лаэртский: Ездить, особенно по отдалённым районам, куда...

Бах: Вот смех смехом, а ведь действительно - много же регионов не охвачены.

Орлов: А как это - смех смехом, что это такое - смех смехом?

Бах: Ну, я так полагаю...

Лаэртский: Какой-то танец женский, видимо.

Орлов: Да! Смех смехом.

Бах: ...вы тут, в основном, шутите.

Лаэртский: Что мы шутим?

Бах: Что?..

Лаэртский: Софья! Дальше, дальше...

Бах: Серьёзной информации мало в вашей радиопередаче.

Лаэртский: "Оказывается, ваш разговор имеет некое экстрасенсорное воздействие: у меня прошла голова, которая болела аж с утра, спасибо вам". Блумберг, мы очень рады. "Саша, добрый вечер. Удачи, привет твоим радиослушателям, скажи что-нибудь доброе". Ну уже вы сказали нам столько доброго, наш весёлый разудалый праздничный военный сказочник, что мы даже не рискуем с вами соперничать... Да. Ну что же, значит, тема нашей беседы продолжается, про яйца мы проговорили, про денежные купюры проговорили... отдельный момент, касающийся ремонтов и полового созревания детей. Вот ваша последняя статья, Софья, в "Огоньке", касающаяся именно...

Бах: Полового созревания.

Лаэртский: Безусловно, не ремонта же, ну как можно...

Бах: А я, да, пишу.

Орлов: То есть это с её слов написано одним журналистом, который совершенно неправильно интерпретировал, в своём ключе. Дело в том, что речь шла о совершенно прозаичной вещи - то, чем занимается любая женщина, циклёвка и покрытие лаком полов, вот, и как бы привлечением для этих целей детей от трёх до восемнадцати лет. Малолетние балбесы в это время кружат хороводы и помогают тем самым женщине ощутить хозяйкой положения себя, и она может, так сказать, сгребая и цИкля всё необходимое к себе в уголок, в общем-то...

Бах: И ещё я часто надиктовываю о причинах детской мастурбации, но если вас что-то конкретное интересует, то вы тоже спрашивайте, не стесняйтесь.

Орлов: Это тоже связано с полом, кстати - вот когда заменяют паркет, это называется у них маст... э-э, как раз вот этим словом.

Лаэртский: "Да, действительно, сегодня вас ругать не за что, к сожалению, а хотелось бы. Тогда получайте стандартную фразу: спасибо, спасибо вам, дорогие, только вы наша отдушина в бессонные майские ночи. Аня. Привет жене и детям".

Бах: Александр, а я никогда раньше не слушала вашу передачу, а вы вообще по телефону со слушателями общаетесь или у вас все звонки в записи... или как?

Лаэртский: Безусловно, безусловно, давайте послушаем. Я только, прежде чем мы сейчас поднимем телефонную трубку, хотел бы вот ещё сказать, что она ведь, когда они рядом вот тут копошатся - циклюют или что-то - она же может сказать, например, бабушке, когда та звонит и говорит: "А где Даша?", к примеру, она говорит: "Даша здесь." Понимаешь? То есть, вот они, дети, здесь, на виду. Все они тут под крышей... Не каплет.

Бах: А, то есть, другими словами - вы хотите сказать, что вы в прямом эфире не принимаете звонков.

Лаэртский: Да нет, ради вас. Так. Щас.

Бах: Нет, я не настаиваю, ни в коем случае, я просто выяснить хотела.

Орлов: А что такое "радивас"? Радио просто - понятно, а радивас?

Бах: Это имя и фамилия.

Лаэртский: Тут вот: "Передайте Софье. Софья, если вы созрели, вы уже не ребёнок; почти ребёнок, не отчаивайтесь, у вас ещё всё впереди. Фёдор". Такое доброе письмо от Фёдора.

Бах: Фёдор, спасибо тебе. Ты, кстати вот, можешь и позвонить тоже.

Лаэртский: Ну что же, поднимаем телефонную трубку, напоминаю вам, что в гостях у нашей программ Софья Бах Обиженная - псевдоним её литературный...

Бах: Обманутая! Почему вы меня сегодня весь день Обиженной называете? На обиженных сами знаете что, а меня обманули.

Лаэртский: Извините, пожалуйста... И, конечно же, Андрей Орлов, базетолог с шикарными будённовскими усами, которые тебе идут! На самом деле, я был удивлён смене имиджа. Особо ты как-то не про...

Бах: Вот видите, весь прямой эфир они, собственно, делают друг другу комплименты. Вот то, что я пришла с синими ногтями и высокой причёской, ни один из них никак не откомментировал, а вот друг о друге они, там, у одного - лысина, у другого - усы будённовские, вот, понимаете... наводит на размышление, и праздник наш им не нравится тоже.

Лаэртский: Вот ты заметь, кстати, насколько нас уже прибило на сон, насколько она бодрая. Она чувствует нашу эмоциональную слабость и давай наезжать, что фашистский танк, который затоптал всех.

Орлов: Да.

Бах: А если вы так со мной будете, я пойду в холл танцевать. Там много мужчин, который чтят праздник и дарят цветки.

Лаэртский: Здравствуйте, вы в прямом эфире, наше внимание к вам беспредельно.

Слушатель: Алло!

Лаэртский: Да.

Слушатель: Здравствуйте.

Лаэртский: Здравствуйте, дорогой.

Слушатель: У меня, значит, вопрос, во-первых, к Софье Бабах, а также вот к специалисту-женоведу, эксперту. Правда ли, что праздник восьмое марта, он благостно сказывается на так называемых женских болезнях, в частности, к кариесу промежности и бешенству правды-матки? Спасибо.

Лаэртский: До свидания. Спасибо. А что вы так на меня смотрите?

Бах: А что он такое наговорил?

Лаэртский: Что вы на меня так смотрите? То есть, человек как-то решил вот поиграть словами - там, кариес промежности...

Орлов: Ну, Софья, как бесконечно потерпевшая, может сказать, что...

Лаэртский: Может ответить.

Орлов: ...таких болезней, может быть, и не бывает.

Бах: Я думаю, что здесь никакой связи нет с праздником.

Лаэртский: Ну авитаминоз - это же как-то странно устраивать праздники в разгар амплитуды авитаминоза, по идее-то наоборот, любой праздник - это когда посевная кончилась, корову подоили, всё там уже у них, типа, венок сплели, босые - к речке, нагие - в сенокос, а тут получается, что вроде ни туда, ни сюда. Сейчас, например, выгони их всех, раздетых, в лесное поле и в чащобу, они и помёрзнут все и попадают; почему принято праздники устраивать в трудное для тушки время вот?

Бах: Да я вам больше скажу...

Лаэртский: Я солнышко уже не кручу, Софья, солнышко не кручу на турнике.

Бах: Я понимаю, это значит, что, в общем-то, мозг твой должен возрадоваться, а не желудок.

Орлов: Праздник...

Лаэртский: Ну, следующий звонок, я понял. Здравствуйте, вы в прямом эфире, наше внимание к вам беспредельно.

Слушатель: Доброй ночи.

Лаэртский: Здравствуйте.

Слушатель: Вот я послушал эти лишние письма.

Лаэртский: Да.

Слушатель: Неужели кто-то ещё способен писать?

Лаэртский: Вы знаете, я понял, действительно, ваша тема - я понимаю, что вы хотите спросить - действительно, культура письма, она утеряна, и ваши письма, Альфред Исаакович, мы постоянно получаем, но они написаны чересчур витиеватым языком, мы если бы их прочли, то наши слушатели подумали, что мы выдумываем их сами, вот, хотя вот это гусиное перо каждое, которое вы прилагаете в конверте в качестве доказательства того, что вы, так сказать, соблюдаете традиции пушкинизма, лермонтовизма и достоевщины, в общем-то, говорят нам о том, что вы есть! Вы можете ткнуть себя щас в грудь и сказать: "Я изм! Изм я, тут я". Действительно, теряются традиции письма, ну что щас? Звонит он, например, по сопле: "Слышь, ты, ишак, ты где?" - "Да я за перекрёстком здесь!" - "Ты бабки подвёз?" - "Да не подвёз я бабки!" Или звонок в дверь: "Санте-е-ехник!!" Ему там: "Кто там?.." - "Санте-е-е-ехник!!" Ну что-о-о такое? Или телеграмма: "Сожалею дедушка умер тчк приезжай копать". Ну - тэчэка. Ну что такое, где культура письма? Андрей!

Бах: А почему вы прервали милого дедушку?

Лаэртский: А чего, он всё сказал.

Орлов: Это не дедушка, во-первых, а мужчина; он по-о-о... в общем-то...

Бах: Может быть, он мне звонил.

Орлов: Нет, он с благодарностью опять, в очередной раз.

Лаэртский: Безусловно, человек не спит в это время, слушает. Мы единственный штурвал, за который он может держаться во время жизненной бури, и непогоды, и неурядицы. Да что там говорить, мы - единственный перископ! Через который он может взирать!

Орлов: Мы - штурвал, якорь...

Лаэртский: И якорь, и перископ!.. Да, так слушай, нас трое: ты - перископ, я - якорь, а наша обиженная - она пусть штурвал будет.

Орлов: Да мы все держимся за якорь за этот спущенный.

Лаэртский: Да... Ну что, следующий звонок?

Орлов: Ага!

Лаэртский: Здравствуйте, вы в прямом эфире, наше внимание к вам беспредельно.

Шум от большого количества людей; слышны отдельные выкрики.

Лаэртский: Это звонит толпа!

Орлов: Снизу, кстати.

Лаэртский: По-моему, толпа гневается. Софья, может быть, вы сходите на разведку? Вы, всё-таки, сегодня грядёт...

Бах: Про восьмое марта вы говорите?

Лаэртский: Да.

Бах: А... э-э... то есть, вы не боитесь меня отпускать?

Лаэртский: Да... если что - вы крикните, чтоб мы успели убежать.

Бах: Да я-то не боюсь, а вот... ну хорошо, я тогда щас приду.

Лаэртский: Ну что, следующий звоночек, да? (начинает говорить одновременно с дозвонившимся, замечает это и повышает звук голосу; дозвонившегося почти не слышно, хотя он и говорит: "Доброй ночи, это Михей Зеленоградский вас беспокоит".) Здравствуйте, вы в прямом эфире, наше внимание к вам бе-еспредельно, говорите, пожалуйста! Алё.

Слушатель: Хорошо, алё.

Лаэртский: Да. Чего хорошего-то?!

Слушатель: Как вы относитесь к тому следующему мнению, что восьмое марта не случайно выбрано вот именно восьмое, почему. Потому что, ежели восьмёрку положить, то получается бесконечность и, в общем-то, этот рунический символ (Nota bene. Влияние случившейся четырнадцатого февраля девяносто девятого года программы с господином Платовым о рунах) может означать следующее: что, в общем-то, если положить женщину, то можно получить бесконечное удовольствие. Да, вопрос вот заключается в следующем: есть ли какие-нибудь особенности национальной похмелки после праздника восьмого марта или так же, в общем-то, как после других праздников?

Лаэртский: Спасибо.

Орлов: Вы как раз, не осознавая того, подвели нас...

Лаэртский: К основной теме нашей беседы.

Орлов: ...к следующей теме, да, основной теме: женский алкоголизм, его последствия и особенности. Вот, пожалуйста, Софья, вам слово.

Лаэртский: И чем у вас занимаются женщины в вытрезвителе в новом?

Бах: А это кто спрашивает?

Орлов: Вот только что звонил человек.

Лаэртский: Я спросил, чем занимаются женщины в вытрезвителе.

Бах: Кхе-кхе! А там, знаете ли, две категории есть, как минимум, женщин: одни - те, что поступают туда в бессознательном состоянии, а другие - те, что принимают...

Лаэртский: Отступают!

Бах: ...поступивших в бессознательном или полусознательном состоянии вот женщин.

Лаэртский: Нет, просто, извините, Софья, я просто подумал, что вы скажете и про отступавших, потому что некоторые, бывало, прут и говорят: "А ну поди сюда, попробуй раздень меня". Другие отступают, зажимаются в угол, как хомячки, садятся и так говорят: "Уйди, уйди! Уйди, не тронь, уйди." Мы же видели съёмки разные скрытой камерой наружного наблюдения; они разные то есть тоже.

Бах: Ну вот насколько не хотят туда попадать...

Лаэртский: Да.

Бах: Настолько как бы с лёгкостью раздеваются почему-то. Может быть, душно, я не знаю, может быть...

Лаэртский: От борьбы, от всего, безусловно.

Бах: Да. Вот. Почему-то, не знаю. Ну, ещё что? Ещё хотелось бы, конечно, сказать спасибо тем женщинам, которые...

Орлов: Которые одевают.

Бах: ...одевают, да, и берут на себя нелёгкий труд принимать, потому что, вы знаете, состояния-то бывают разные. Некоторые ведь и дерутся, и ругаются матом, и не хотят отдавать всё, что с собой принесли; не хотят. Раздеваются с лёгкостью, а вот другие предметы, знаете, не отберёшь.

Лаэртский: А вот скажите, Софья, вот, например, у нас тут, во втором отделении женском, все докторы - они мужчины, а вот в третьем, которое мужское, все докторы женщины; а почему в этих вытрезвителях, например, не взять вместо персонала в мужские вытрезвители женщин, а в женские - мужчин: во-первых, тучная женщина всегда справится с сильно пьющим мужчиной, и он с ней будет всё-таки более обходителен, нежели...

Бах: Да это вот глупые пережитки предыдущей эпохи; конечно, так и должно быть, конечно.

Лаэртский: Попросту расизм.

Бах: Как в обычных больницах. Щас же уже пришли к выводу, что алкоголизм - это болезнь, а не социальный нарост там, в общем, не хулиганство, а как в обыкновенных больницах? В обычных больницах в мужском отделении все сёстры и врачи женщины, в женском отделении все сёстры и врачи мужчины, правильно?

Лаэртский: А в детском должны быть дети!

Бах: А в детском, там... ну ладно, оставим эту тему пока. А в вытрезвителе, там никак не перестроятся на новую волну, а должно-то быть так же.

Лаэртский: Но, в принципе, мы же пытались закрывать их на летний период.

Бах: Сколько мужчин можно было бы спасти, если бы принимающие в мужских вытрезвителях были бы женщины; им бы не хотелось драться, я думаю, их не понадобилось бы связывать и бить...

Лаэртский: Может быть, семьи новые, да...

Орлов: А скажите, что там особо нового от вытрезвления вне этого вытрезвителя; я так понимаю, там особые какие-то делают, может быть, прививки или припарки или же, может быть, вместе сразу.

Бах: Да, вот когда вы получаете квитанцию, там написано, например, штраф за что, там сумма оговорена, написано "за оказание медицинских услуг". Мы вот тоже пытались с подругами вспомнить, что это были за услуги, нам оказанные, так никто не вспомнил ничего. Видимо, можно было, если вам хочется, принять душ, поспать.

Орлов: Ну вот всё это можно делать и в домашних условиях; вы упорно что-то от нас скрываете.

Лаэртский: Да, меня тоже не покидает это ощущение.

Орлов: Что-то там происходит такое, что выделяет из группы просто общественно-полезных учреждений вот это вот заведение.

Лаэртский: Безусловно.

Орлов: Оно же, в общем-то, очень разграничено по половому признаку - не бросают же кого попало туда и как попало.

Бах: Ну правильно, просто не всяк хочет в пьяном виде сидеть дома.

Орлов: Я вот видел только вход туда, там огромное восьмое было нарисовано и цветами всё забросано.

Бах: А вы не заметили там ещё...

Орлов: Цветками.

Бах: ...мусорный бак стоит, и он полон плёнки проявленной.

Орлов: Нет, я туда не прошёл.

Бах: Нет, это не туда, это во дворе, ну как же, если вы видели восьмое, вы должны были и плёнку увидеть. Мы когда с подругами вышли оттуда, мы подумали: "Неужели фотографируют?"

Лаэртский: А если фотографировали, зачем им плёнку выкидывать? Они бы хранили, нарезали и клали.

Бах: Ну, в общем, мы тоже ушли успокоенные.

Лаэртский: А потом не приходили никакие бандероли там, письма там на восьмое на очередное, дескать, получите...

Бах: А если сразу при...

Орлов: А вот эти постеры, которые по Москве расклеены, это там всё сделано.

Лаэртский: Постеры. Например, "Я тебя люблю" постер.

Орлов: Неважно какой, там даже эти бутылковые, они тоже, в общем-то, это некоторый морфинг такой - из женщины формируют некоторую такую бутылочку такую.

Лаэртский: Вот интересное письмо прислал Андрей: "Уважаемая, дорогая, добрейшая Софья! Именно благодаря вам я сегодня первый день обошёлся без а-ми-на-зи-на. Спасибо вам большое, вы - доктор моей души". Такие замечательные, тёплые послания приходят на адрес нашей передачи.

Бах: А кто это - аминазин?

Лаэртский: А, неважно, главное что тёплое послание.

Орлов: Это тебе половые меньшинства присылают такие.

Лаэртский: Ну давайте послушаем телефонный звонок!

Бах: Ну, пожалуйста...

Лаэртский: Здравствуйте, вы в прямом эфире. Наше внимание к вам беспредельно!..

Слушатель: Здравствуйте, уважаемые.

Лаэртский: Здравствуйте.

Слушатель: Это Протагор вас беспокоит.

Лаэртский: Здравствуйте!

Бах: Здравствуйте.

Слушатель: Как у вас дела?

Лаэртский: У нас отлично дела, мы в преддверии, в предвкушении порога кануна.

Слушатель: Ну это замечательно, я, честно говоря, тоже.

Лаэртский: Да-а!

Слушатель: Саш, у меня к вам такой вопрос относительно вселенской идеи ваших рисунков, которые размещены у вас в интернете.

Лаэртский: Да...

Слушатель: Ну что ж вы так этих несчастных уродцев - Самоделкина, Мурзилку и прочих, не менее отвратительных и гнусных персонажей, уж как-то вы их все, так сказать, поубивали. Это же, так скажем, культовые фигуры семантического пространства вот этой вот октябрятско-пионерской молодости; мне их даже жалко немножко стало, когда я посмотрел, как вы с ними обошлись в ваших творческих произведениях, именуемых акварелями.

Лаэртский: Я понял, я понял ваш вопрос, спасибо, спасибо. Просто дело в том, что я, как художник, художник с большой буквы, поэт и композитор с большой буквы...

Бах: А можно я вам тоже свою картину пришлю?

Лаэртский: Присылайте, конечно... причём у меня всё слово пишется с большой буквы, я считаю, что мы, художники, поэты и композиторы, должны показывать любое явление, так сказать, вывернув его наизнанку. Никто не исключает, например, что если вывернуть Самоделкина наизнанку, то там будут болтаться и почки, и селезни, и прочие потроха. Просто это скрыто за его таким внешне политизированным обликом, поэтому я, как истинный соцреалист, показываю все стороны - что твои положительные... сама-то рисуешь?

Бах: Я, да, пишу.

Лаэртский: Вот, да. Сам-то пишешь?

Орлов: А вот вы посмотрите вообще: наделение живыми свойствами каких-то самоделкиных - это что, это не... как это называется?

Лаэртский: Это называется искусство! Потому что то, что, в общем-то, изображено и не наделено живыми...

Орлов: Нет, здесь вопрос стоял, если ты заметил, в чём?

Лаэртский: Ой, Андрей, ну хватит комплиментов уже, ну, вы, право, так много уже... конечно, я знаю, что я великий, ну куда ещё больше, ну что вы...

Орлов: Я и хотел преувеличить твоё величье до безобразия.

Бах: Ну что вы так разнервничались...

Лаэртский: Что, что такое?

Орлов: Бракованную игрушку и Самоделкина.

Лаэртский: Ну и что тебя так волнует в Самоделкине-то?

Орлов: А вот там патология скрытая.

Лаэртский: Конечно, скрытая.

Орлов: Два болта это на ногах.

Лаэртский: Ужас! Ходят на ногах два болта.

Орлов: Кошмар.

Лаэртский: Вот. Но это вовсе не означает, что он не может попасть на какой-то чисто человеческий расклад, то есть, например, получить по морде где-нибудь у ларька там, или же родить неожиданно двойню или пятерню.

Орлов: Ну а почему тогда нет ходячих каких-то стульев и прочих предметов обихода?

Лаэртский: А я объясню тебе, это уже связано с использованием...

Орлов: С уникальностью, эксклюзивностью.

Лаэртский: Нет, это уже использование. На стуле сидит задница.

Орлов: Угу.

Лаэртский: И стул, он не может быть романтическим героем; это очень важно. Так же, как и штаны.

Орлов: Брюки!

Лаэртский: И брюки...

Орлов: Ты имел в виду.

Лаэртский: Может, уйдём пока?

[ ... ]