
Отряд
Гладиатор и трупы демократов в подвале
В половине седьмого утра разбудил звонок в дверь партийного клуба. "Уборщица? Рановато". Лаэртский вынул из-за стола завернутую в тряпицу арматурину и вышел из клуба через подземный лаз, вырытый пленными демократами. Они и похоронены были тут же, в тоннеле. Закопаны, правда неглубоко. Воняло, а крысы расталкивали по тоннелю их части тела и прятали в стыках труб отопления.
Солнечный палисадник-отстойник из сетки-рабицы был усыпан желтыми листьями. Перед дверью стоял гладиатор в военных очках. Машины рядом не было. "Не братва", разобрался Лаэртский и решил вступить с незнакомцем в мирные переговоры.
Гладиатор увлекся кнопкой звонка. То позвонит - то начинает ее выковыривать. И еле расслышал вопрос сзади:
- Помощь не нужна?
Гладиатор хотел по привычке открыть огонь на звук, но передумал и решил сначала рассмотреть объект звука.
- Вас Авенир Валерьевич разыскивает, - гладиатор узнал объект. На фото в пальцах шефа был тот же человек. Успешно выполнив задачу, гладиатор пошел к станции метро Сокол, готовый к самообороне в пути.
Лаэртский и Виола
Лаэртский был голоден. До встречи с Авениром еще было время. Достал из бардачка украденного ЗИЛа сыр. Сыр "Виола". Плавленый сыр из Финляндии.
В окне кабины девка идет. Смотрит и улыбается. И Лаэртский улыбается. У него - сыр. Прошла девка. Лаэртский открыл пластмассовую крышку с картинкой - а там... Не сыр... Там золотистая фольга, которой сыр накрывают. Лаэртский улыбается: "А за ней то сыр". Песню про сыр напевает.
А в окне - опять девка. Та же, в обратную сторону идет. Лаэртский выпрыгнул. В руке сыр в пластмассовой коробочке, завернутый фольгой сверху.
А девка в короткой юбке и сразу видно - ласт ему. Сто процентов, даст. Улыбается. И он улыбается.
Убью за сыр!
А девка улыбается и уходит. У Лаэртского, вдруг, хуй встал. Руки ослабли.... А сыр выпал в мазутную лужу...- Сука, - заорал голодный Лаэртский. - Убью за сыр! Лаэртский погнался за девкой. Догнал и ударил по жопе со всей силы грязным солдатским ботинком. Девка заплакала, а Лаэртскому стало ее жалко.
- За сыр, - сказал Лаэртский. Лаэртский пошел в сторону лужи.
Кобель кончил не в сучку, а на чужой сыр "Виола"
В луже поролись две собаки. Прямо на месте, где плавал сыр. Лаэртский незаметно вынул из бордюра огромный булыжник, подкрался и с трех метров кинул его в рыжую собаку. В сучку. Рыжая заскулила и боком рванула в сторону, а кобель облаял Лаэртского и тоже соскочил.
Лаэртский стоял перед лужей, весь в грязных каплях. Смотрел как плавал сыр. Кто-то отражается в воде.
Бабушка любила Шарика
- Подонок, Шарика ударил, - на Лаэртского сквозь линзы зло смотрела бабушка в каракулевом мехе и с палкой-клюкой. - Демократ поганый. Шарик ему не нравится, (рыжая сучка, видимо, оказалась Шариком).
Бабка подошла поближе, взмахнула клюкой и огрела по голове Лаэртского. Потекла кровь, в голове зашумело. Но не это почувствовал Лаэртский. Он почувствовал, как сыр, скрылся в мути грязной лужи под бабкиным резиново-войлочным ботинком.
Лаэртский рыча выхватил бабку из лужи, пол мышку и скачками метнулся за гаражи-"ракушки", подняв с земли по пути булыжник, которым огрел рыжую сучку "Шарик".
За ракушкой 2-3 минуты слышалась возня и вздохи. Потом, озираясь, вышел Лаэртский, перекрестился и направился к ЗИЛу. Около лужи приостановился, осмотрелся по сторонам, поднял коробочку "Виола" с фольгой и сунул в карман, чтоб никто не видел.
Съеденное фото необычного еврея, водителя грузовика
Запрыгнув в грузовик, Лаэртский повернул ключ зажигания, тронулся и только потом вытерся ветошью. Вся телогрейка, лицо, руки были в крови и еще чем-то желеобразном.
Машина выехала на полосу и пошла в сторону центра. На сорока км в час, Лаэртский достал из кармана замасленной, бурой от крови телогрейки, коробочку. Отвернул фольгу. Сыра не было в коробочке. Было два винтика, тряпочка солидольная, шайбочка, гаечка и запачканная фотография 3 на 4 какого-то мужика, похожего на еврея.
Лаэртский дико, как раненый зверь зарычал, надавил на сигнал и газ. Спидометр показывал сотню. Портрет мужика торчал изо рта Лаэртского. Фотобумага слюнявилась и жевалась, раздираемая передними зубами-резцами..
Когда его остановили на посту, он уже успокоился. Не стал доставать АК-47 и расстреливать...
- Один, два... Вон еще, - три, - троих человек не убил.
В приемной на Петровке
В приемной на Петровке, Лаэртский набрал местный номер и доложил о прибытии. Через 4 минуты в дверях показалось знакомое лицо гладиатора в военных очках.
- Пройдем через главный вход. Ваш пропуск у меня. Вам удобно?
Лаэртский молча пошел за ним. Разговаривать с гладиаторами он не собирался. Полковник Авенир Валерьевич внешне не изменился. Заслушав гладиатора, он отпустил его и остался с Лаэртским один на один.
- Лаэртский, без предисловий и воды. Сразу о деле. Ведь так тебе больше нравится?
"Sexton Pop Faschio"
- Ваша партийная киллер-команда "Sexton Pop Faschio" приглашена на пейнтбольный турнир. Проводит его некая обмороженная кислотная дама в парке около к/т "Гаваны". Наркоманка. Приедут звезды - Макаревич, "Рондо" и прочее. Съемки программы "А". Вроде бы все красиво и весело. Однако, держись, Лаэртский, сейчас тебе станет не по себе.
Лаэртский знал, что одинаковых дел в отделе Авенира не бывает. Гадать, что он скажет дальше, было бесполезно. Осталось только слушать.
- Кто в твоей команде, Лаэртский?
- 5 человек. Плюс еще двое. Эти будут делать вид, что не участвуют. Еще две бабы, ну и я. Последние трое не при делах.
- Все при делах.
- Все, если будут полномочия на убийства и издевательства над трупами. И если баб можно будет потом убить или, хотя бы, стерилизовать для партии. Разумеется, по их же просьбе. Шютка, Смэйтесь, пожялуста, ара Авэныр Валэрищ. Кунем ворот, жажтам. Каллярис путц!
- Начнем с мужиков. Кто эти пятеро? - Авенир пропустил мимо ушей матерную шутку, видимо, на армянском языке и достал из коричневой линолеумной папки незнакомый номер "Московского комсомольца".
Мень, Холодов, Листьев, Макаревич...
Дата на первой странице означала, что до операции еще целая неделя. Всю первую страницу занимала фотография огромной очереди, маленький незакрытый гроб вдалеке и надпись:
"Фашисты убили А.Макаревича и его друзей. Андрей и его группа пополнили список кровавых фашистских преступлений. Мень, Листьев, Холодов, Маневич... Ни один фашист не был наказан. Поклонники группы "Машина Времени", и программа "Смак" требуют немедленного суда над фашистскими гадами и запрещения фашистских партий спецуказом Президента РФ!".
Среди плакатов и транспарантов возле гроба особо выделялся такой: "Это Лаэртский! Лови!"
Далее шло описание ритуального убийства популярного творческого коллектива в детском парке напротив к/т "Гавана". Статья заканчивалась показаниями задержанного, некого директора рекламного агентства Фомина С.Н. (близкого друга кислотной женщины и, как сам признался, Лаэртского). Там он подробно объяснял, как Лаэртский и его фашистские агенты заставляли его придумывать игру, зачем ему понадобилось вырывать А.Макаревичу передние зубы пассатижами для ремонта пейнтбольных пистолетов уже после того, как тот был им убит.
- Так кто эти твои, пятеро?
Лаэртскому пришлось отвлечься от МК и знакомого беззубого человека, лежащего в гробу. Лаэртский начал с перечисления фамилий и стандартных характеристик, но был резко оборван Авениром Валерьевичем.
- Не дурачься, Лаэртский. Правдивые образы гони.
Характеристики киллеров-душегубов и девок, данные Лаэртским
- Троегубов Виктор. Озлобленный на всех, злобный сам по себе, из "Крематория". Убьет без раздумий, фотография жертвы не интересует. Душит грифом или прикладом.
- Жабер, он же Желябин Сергей, прикидывается панком-антифашистом, работает ножницами. Сбежал из Бутырского СИЗО. Три незаконных перехода границы Германии.
- Лаэртский, кличка "Птицын", настоящая фамилия Стеклов. Однофамилец. Наш человек с "Эхо Москвы". Работает заточенным напильником, диверсант. Обучение проходил в семье родственников в Волынской области.
- Двое будет новеньких, про них все уже написано в газете.
- Ладно. Девки?
- Линда. Любит, когда мужчины одновременно ссут на лицо и спину. Не ебется. За деньги, за мелкий прайс, за компанию.
- За идею?
- За идею, когда окончательно обожрется.
- Баба два?
- Винтовая. Сиськи классные. Ворует. Жрет таблетки. Секс не уважает. Революционерка. С товарищами по партии ебется в жопу. Убила двух негров за героин, который потом выменяла на солутан и наварила винта. Особо энергичная дама.
- Ты, сам как?
- Я - как всегда, ловлю убийц и преступников. На месте преступления.
Робопитомник двойников
- Теперь основное - ты слышал что-нибудь о робопитомнике двойников?
- ...?
- Не слышал. И я не слышал. Так вот, оттуда смылись, не без помощи наших друзей из-за океана, первые разработки. Испытания проводились на копиях шоуменов нижнего звена. Артистов. Копии - один в один, убьешь - мне не поверишь, скажешь подставили. Дети эксперимента неуправляемы, единственное, что у нас есть, это их любовь к пейнтболу. Это была часть курса боевого обучения, хорошо что не заложили плановую программу. Живых звезд мы предупредили. У них в этот день будут гастроли в Челябинске 7. Казенные гастроли... Ну и запросили же! Демократия, все, блядь, ебаная. Отдел без зарплаты уже два месяца, а эти в 40 штук обошлись. Если б, когда просили, конторе хоть трешку дали на сигнализацию... Вот так и живем, товарищ капитан. Все дело в зубах этих пластмассовых тварей. Там находятся управляемые центры. Резцы. Остальные можешь не трогать, - полковник достал лист бумаги с текстом.
Концерт в "Горбушке"
Это был сценарный план концерта в Горбушке с участием все тех же музыкальных коллективов "В честь победы над монстрами-самозванцами".
- Статья в МК, тоже будет. Готовим.
- Одна просьба, Авенир Валерьевич. Я хотел бы, чтоб аппарат и свет были "Давыдовские", а рекламу делала модная фирма Паблик Тотем. Диктуйте про даму, записываю.
Лаэртский записал и вышел из здания МВД. Направился домой, на съемную хату, подготовить план локализации роботов.
Дима на Смоленской у Анжелики
Но дома Лаэртского заебали звонки Димы-поэта. Дима позвонил Лаэртскому и сообщил, что у него появилась жена. Сначала Лаэртский, занятый собственными делами, не обратил внимания на звонок-сигнал. Но звонки повторились в течение дня. В конце концов, он отложил задание Авенира и подъехал к Диме на Банный с боевиком Стремительным.
Стремительный - отслужил в ДРА с 83 по 84 год. В 32 года начал колоться. После "синьки", "люси", "черной" и "винта" избрал "винт", чередуемый с "синькой" и 17-й наркологической больницей, в отделении у доктора Бродского. "Камней-опиюшников" иногда убивает. И девку свою, преступницу по имени Юлька - любит.
До этого он только синячил, валялся в подъезде. В первые дни капитализма тут же пропил социмущество предков. Имел, кстати, классную первую жену. Свету.
Но Юлька не хуже. Любящая, хоть и блядь. А кто сейчас не блядь? Имеет судимость за кражу пенсионного удостоверения у одного мужика.
Заебал своими звонками...
Дима позвонил и сообщил, что у него появилась жена. Сначала, занятый собственными делами, Лаэртский не обратил внимания на звонок-сигнал. Но звонки повторялись в течение дня. В конце концов, он подъехал: к Диме на Банный с боевиком Стремительным.
Стремительный - служил в ДРА с 83 по 84 год. В 32 года начал колоться. До этого он крепко бухал. Имел, кстати, классную жену. Свету... Короче этот Дима окончательно звонками Лаэртского заебал...
Давние советы Лаэртского
- Серег, белку получишь, попробуй покурить план, Лаэртский, как самый настоящий нарколог, постарался пересадить его временно с одной отравы на другую. Пусть отдохнет. Многим помогало. Сергей не обратил на предложение внимания. Водка нравилась больше, хотя в Афгане они курили хэш часто.
Давно было, а через некоторое время Лаэртский со Стремительным расстались. Штаб (съемная хата) переехал на Алтуфьевку. При следующей встрече. Стремительный уже сильно полюбил траву. Не хуже алкоголя. Однако есть тип людей, любящих кайф и не знающих границ в дозе. Кайфолюбы.
Как правило, такого типа люди, не имея достаточного опыта, садясь на траву, начинают извлекать из него чисто-алкогольный эффект. В общем Стремительный попробовал ЛСД, затем черную, стал винтиться, самостоятельно варить винт.
Как ни странно, такая размеренная жизнь на разных кайфах пошла ему на пользу. "Варит - хоть чему-то в жизни научился человек".
Русский люмпен-националист
Стремительный - настоящий, идейный люмпен-националист, жаль что колется. Именно эта позиция сегодня самая честная и правильная для русских. Русские не имеют права работать, если не хотят работать на барина в другой стране.
Так, русский житель Чечни, например, только за последние несколько лет сменил три родины: СССР, Россия, Ичкерия... И опять Россия? Мы должны только служить государству или вообще ни хуя не делать, какая к черту работа с такими демографическими показателями.
Всю власть русской партии лавочников, служащих и люмпенов! Иначе - проебем Отечество.
Стремительный - потенциальный член такой ^партии. Занимает высшее положение в обществе - люмпен. Готов грабить и убивать богатых и иностранцев, ненавидит капитал и евреев с неграми. Особенно это проявляется, когда он синячит с мужиками у магазина или со знакомыми скинами. Наркоманы, кстати, не уважают русских синяков. У наркоманов кайф модный и замешан на нерусской идеологии. Конечно, кроме винтовых, энергичных.
Лаэртский за гетто для опиюшников. Можно еще отправлять их в Европу или Америку, без права на возврат. Или, как Фидель Кастро - в трюм старой баржи, в океан похолоднее. Чтоб там кингстоны открыть. Кроме винтовых, энергетических. У этих особое предназначение.
В Сибирь можно. Выборочно, конечно. Альтернатива - спецзадания.
За расстрел для продавцов - есть хорошие типы судов. Кроме "варщиков винта". Творческая работа. А творческих людей Лаэртский любил и, будучи пристрастным ценителем всякого искусства, старался не убивать.
Лаэртский шел к Анжелике мимо ублюдков. И Линда...
Лаэртский шел, курил, разгребал московскую листву и с удовольствием давил новеньким "Гриндерсом" жирный собачий кал. Ему нравилось давить кал, которым калились собаки "новых русских". Он отличался почти человеческим объемом, жирностью и радостно блестел на солнце.
Грязную воду луж Лаэртский греб клешем с Балтфлота. Подарили вьетнамские матросы-подводники. Сзади они вытерлись об асфальт, пропитались тиной, калом и бензином.
... А они разговаривают, двое с граблями. Зимой 42-го года, под Рославлем, Лаэртский часто видел, как казахи едят людей. И даже написал об этом книгу: "В фашистском концлагере". Он захотел съесть говоривших. Живьем. Сырыми. Без соли.
Богопротивные разговоры о собачьем дерьме
- Янис, что будем убирать: листья или железки и бумажки? Знаешь, в чем у меня пальцы? Я хотела убрать говно. Собачье по-моему. Собака, Янис, пахнет собакой. Оно развалилось и размазалось по пальцам и карманам моей новой курточки.
- К деньгам, Линда. К деньгам. Не вытирай пока руки. Я вообще ничего убирать здесь не буду. Здесь все засрано вонючими московскими собаками. Такими же вонючими и нищими, как их хозяева, жители этих каменных многоэтажных бараков.
Богопротивные разговоры о субботнике
- Янис, ну хотя бы одну бумажку и с улыбкой. Смотрят же. Соседи в окна видят. Могут же дверь, поджечь. Посмотри, Янис, вон человек смотрит. Встал и смотрит. Такое ощущение, что не смотрит, а ебет бутылкой из-под Шампанского. Ой... Я боюсь его, Янис.
На осеннем субботнике возле ансамбля первых кооперативных домов это. Волоколамское шоссе. Образец позднего соцреализма. Около заброшенного еврейского театра-студии покойного Марка Розовского. Эти двое молодых людей тоже работают, внешне ничем не отличаясь от взволнованных традицией маниакальных бабулек и дедулек. Ветеранов и ветеранок.
Первые кооперативные дома г. Москвы. Хозяева квартир - хищные, обезумевшие от блеска бриллиантов дети истинных коммунистов-ленинцев и сталинцов. И другие.
У детей поганые имена - Янис, Линда, Кристина. Гера. Субботники, блядь, им не нравятся. И это при Лужкове. Субботники - осенние.
Янис почувствовал беду
- Линда, не нравится мне этот тип. Бомж - не бомж. Урод какой-то.
- Я тоже его боюсь, Янис. Мне кажется...
- Что кажется? Говори, говори...
- Мне кажется он убьет тебя, а меня дико отпорет прямо на вот этих листьях, - Линда заплакала, - и еще...
- Что еще, Линда?
- ... Не могу-у-у...
- Говори, сука! А то граблями охуярю при всех...
- ...Э-э-э... Ма-а-ма-а-а... Мне понравится, Янис. Янис, мне кажется, у него огромный хуй и никогда не ложится. Посмотри, он даже сейчас стоит. Янис, может тебе договориться, чтоб он не убивал тебя?
Линда повернулась к мужу и увидела, что муж улыбается. Потом увидела черную дырку у него во лбу. Потом муж упал.
Линда, тебе всегда этого хотелось!
- Ну что ж вы не посмотрите на убийцу вашего мужа? - это голос сзади.
Линда боялась поднять глаза. Линда смотрела на теплого Яниса. "О боже, что это?". Лицо Яниса стало покрываться крупными каплями и брызгами. "А, это дождь. Это же милый осенний дождик..."
- Нет, Линда. Не надо все сваливать на дождик. Посмотри. Линда подняла глаза и вскрикнула:
- О-о-о! Не-ет! - Человек в грязном клеше ссал на лицо другого, бывшего человека, которого только что застрелил в лоб. Линда:
- Хватайте его! Это Лаэртский! - но пенсионеры с граблями, как будто не слышат Линду. А некоторые, делают вид что граблят, а сами головы нагибают и смеются. А некоторые даже ушли по домам.
Линда хоть и была возмущена, но возбуждена больше. Линда была возмущена струей. Такая толстая, хамская. Не в силах совладать с позорным желанием, Линда перевела взгляд на член "балтийца".
- О-о-о,- вырвалось у девушки. - Да-а-а,- Линда сделала шаг навстречу к нему. Теплая моча попала ей на колготки и моментально пропитала их.
- Я Линда, после пива много люблю поссать.
Линда отсасывает у человека в брюках клеш, только что застрелившего ее мужа. А это Лаэртский
- Линда, хватит, я не хочу сразу кончать.
- А что, что тебе еще надо?
- Три желания. Сейчас мне некогда с тобой разговаривать. Выполнишь два поручения, запишешь мой пейджер и дашь свой номер телефона. Лаэртский ударил девушку ладонью по щеке. Она с трудом отпустила член:
- Что делать? Лаэртский:
- Собачье гавно видишь - съешь его. Знаешь же, к деньгам. Линда:
- Подонок, ты совсем охуел. Только что убил моего мужа, а теперь хочешь, чтоб я собачье гавно жрала. Нет.
- А ты знаешь, что я тоже могу любить?
- Дай мне собачье говно. Ладно.
- На. Быстро! Сама нашла и съела!
- А что его искать-то. Здесь у вас все в говне.
- И муж твой на говне убитый лежит?
- Да, и муж...
- Видишь, я член собачьим говном мажу. Для тебя. Третье желанье.
- Не-е-е...
- Есть что-то такое, что ты не можешь?
- Не-е-е... Лаэртский:
- Сильная женщина... Мужа я твоего съем. Линда:
- Да ешь, он теплый. Я совсем потерялась...
- Во, видишь, какая ты... Говно собачье ешь. А три часа назад и думать об этом не могла. Человек все может. Горы может свернуть. Особенно женщина.
- Урод...
Княжна татарская
Диме Стремительный не понравился, как и его жене, Анжелике, княжне татарской. На Банный Лаэртский подтянулся, взяв с собой четыре батла не пастеризованного Жигулевского Останкинского завода. Вообще, пиво - это молодое Останкинское Жигулевское. Лаэртский привык к нему. Хотя в Москве, какого только свежего пива нет! Не московского пастеризованного, пруд пруди.
Сам Дима - поэт. Пишет эстетскую дребедень, правда очень красивую. Какую-то оперу придумал. В цыганском театре "Ромэне" идет. Но это не для партии, партийцы в детстве не играли на рояле.
Из речи Лаэртского на предвыборном митинге за Паука: "Мы строили землянки в лесу возле ТЭЦ, оборудованные самогонными аппаратами и закапывали котятам жидкий свинец из консервных банок в розовый ротик с белыми зубками. Дикость. Еще убивали одичавших собак и продавали мех на модные в то время огромные лисьи шапки. Пили "Кавказ" и курили "Каравеллу", "Яву" и "Приму". Урлили. Мы становились русскими фашистами. А не пианисты!"
У Димы нашлось еще где-то 150 г водки. Пока разговаривали, Лаэртский их выпил. Серега Стремительный сбегал на улицу и взял еще один батл дешевой водки за 9500. Тоже выпили. После этого, Дима предложил отправиться на знакомство с его новой женой и детьми. К детям у него отношение своеобразное, какое-то неумелое. "Играет роль папы. Еду.", - решил Лаэртский.
Анжелику хочется выебать не только "Диме-мужу"
Анжелика Лаэртскому понравилась. Она была одета в черном полосатом трико с широким низом. На верху было нечто, вроде майки.
Лучше б это была майка "Коррозии металла". Она постоянно что-то делала в раковине - мыла, стирала, готовила. Находилась к гостям спиной: под наклоном. Показала жопу. Отличная жопа. А тут еще Дима. Через каждые пять минут, он рассказывал, какая у него охуительная жена. Провоцировал, зная маниакальное отношение Лаэртского к женщинам. И частям их тела. Когда Анжелика поворачивалась, через майку проглядывали соски. Грудь была в прекрасном состоянии, настоящая или не совсем. Лаэртскому - абсолютно по хую. Гурманы либо умерли или живут уже не здесь. Анжелика - красивая. В конце концов Дима довел Лаэртского.
Женщин все должны ебать. Собственности нет
Лаэртский:
- Дима, ты должен отдать мне Анжелику, мне она нравится. Это было сказано после очередной бутылки водки, выпитой на троих. Дима выдержал.
Дима:
- Лаэртский, у тебя же есть партия с бабами, а это моя, Анжеличка. Серег, сходи, возьми еще бател, - говорит Стремительному.
Когда Дима выходил или отвлекался, Лаэртский подходил к Анжеличке и гладил ее по заду. Гладил, стараясь одним пальцем провести по ложбинке. Где дырка, из которой срут и в которую ебутся. Больше она ни для чего и не используется. Можно, правда, еще температуру померить.
Она отбивалась еле-еле, скорее всего, она хотела все просто снять. Причем, при Диме или без него, ее, видимо мало интересовало.
- Лаэртский, Дима всегда спит, когда приходит к женщине?
- Нет. Я думаю ему не хорошо, он бухает уже месяца полтора. Однако есть способ возбудить твоего нового мужа. Может ты возьмешь меня с собой, когда вы пойдете в спальню. Давай его убьем. Диму убьем. Хи-хи-хи...
В руках у Лаэртского зашелестел целлофановый пакет.
- Морозилка сильно забита?
- Смеешься? Откуда деньги-то? Этот мудак только обещает. Что в первый день принес от матери из ресторана, сам и пропил. Детям свой дурацкий "Вайт спирит" подарил - и все.
- "Вайт спирит" - керосин, что ли? - из целлофанового пакета Партиец достал огромный кусок свежего мяса. - CD. Группа такая у него, дурацкая. Ого. Жарить?
Арбат - удобное место для убийств
Анжелика жила (ее убил кто-то потом) в прекрасном месте на Смоленской, в трехэтажном доме, за магазином "Руслан", недалеко от Арбата.
Труп здесь всегда можно было бросить на улицу под видом бомжа. Ну, изуродовать лицо. Штаны обоссать пару раз. Насрать даже можно в чужие штаны. Анжелика могла насрать в чужие штаны. В штаны трупа Димы. Или Нелля, например, сестра Анжелики.
Всем почему-то кажется, что симпатичные женщины не срут. Срут. Даже топ-модель Линда Евангелиста срет.
Секс-магнит
Рядом две палатки и магазин с дерьмовой водкой. Кухня, детская комната, гостиная и спальня хозяйки. Спальня притягивала Лаэртского, как секс-магнит. Он представлял хозяйку без одежды, стоящей в неприличной позе на кровати. Про Анжелику Дима проговорился, что та отравила мужа за эту квартиру.
Когда только Лаэртский появился, Дима спал в гостиной. Именно это место, по-моему, подходило ему как нельзя кстати. Однако, именно Дима получил желтый халат хозяина, нечто вроде "желтой майки лидера", оставив Лаэртского в аутсайдерах.
Меж тем, лицо женщины Лаэртскому тоже начало нравиться все больше и больше. Крупные губы, коричневые глаза. Она почему-то казалась необыкновенно развратной и беспринципной. Впрочем, как и все женщины после тридцати. Продажной проституткой она казалась, вот кем. И интересовала этим Лаэртского сильно.
Анжелика раком и без трусов - какая?
Чем больше Лаэртский смотрел на всю ее, тем больше ему хотелось увидеть, как она выглядит раком и без трусов. Свой член у нее во рту он представлял с самого первого момента. Как увидел Анжелику. В кухне не было штор. Это модно. Он несколько раз выключил свет и обнаружил его - маньяка наблюдателя. На шестом этаже в ломе напротив. Вычислил.
Утром, в пять, когда и Стремительный стал требовать Анжелику, Дима выгнал Лаэртского, правда очень культурно. Все ушли.
Лаэртский - с твердым намерением вернуться к этой непонятной женщине и попасть на прием в спальню. Она была загадочна. Что за простота такая, непонятная. Сочетание аккуратной матери-хозяйки, жажды разврата, проституции и всего, что еще связывает мозг женщины с ее ртом, влагалищем и прямой кишкой завело больную голову маньяка Лаэртского.
"Загадка женщины - в блядстве, в распутстве. В постоянной жажде не верности, а страха от самой себя, голой. И только чище от этого становятся, они".
Без приглашения
Он приехал к Анжелике через день, без приглашения. Не знал, у кого его спрашивать. Ведь накануне, Лаэртский предупредил Диму, что выебет ее, если Дима завтра же не подаст с ней заявку в ЗАГС, как протележил накануне.
Кроме того, перед этим Лаэртский где-то, в районе Войковской, провел ночь и имел засос на шее.
Когда встал, опохмелился и стал соображать, почему-то нахально подумал, что это ее работа. Анжелики. Или Линды. Как ни силился вспомнить, в голове вертелись лишь отдельные части женского тела. Даже рта и лобка не мог вспомнить. Помнил правда, скорее чувствовал, что не кончил.
Да, кстати, Дима позвонил накануне из лома и сказал, что его Анжеличку могут трахать все желающие, в том числе и Лаэртский.
Лаэртский и дети
Лаэртский был в черных очках. Дверь квартиры № 10 была открыта. Заглянул. Человек семь детей скопилось в коридоре квартиры и среди них был младший сын хозяйки. Лаэртского испугались дети.
- К Вам в черных очках, - сказали они.
Вышла Анжелика и, как ему показалось, несколько поспешно сказала несуразицу с именем собственным - Дима.
Из гостиной появился желтый халат с радостным Диминым лицом сверху.
- Я обзвонился тебе, Лаэртский. Мы в списке на концерт "Голоса родных" в "Копытах".
Дети ушли, в коридоре они стояли втроем. Анжелика Лаэртскому: - Проходи, ботинки на коврик.
Счастье
Дима был необыкновенно счастлив. Чутье старого алкоголика. Он был прав, у Лаэртского в кармане лежала купюра 50000 рублей. Лаэртскому ее выдала Линда, чтоб он исчез на двое суток и не занимался рекламой сонитринитронов, избивая их углом металлического совка во время сериалов.
Лаэртский:
- Да я на секунду к вам. Анжелика, мне надо наколку сегодня доделать, свастику, а то все не соберусь никак...- сказал Лаэртский.
Действительно, в этот момент на Марксистской его ждал Дима Фелин, татуировщик, который должен был забить свастикой правое плечо.
- Лаэртский, выйдем на секунду, есть разговор, сказал Дима растрепанной головой и дрожащим телом.
- Анжелика моя, да Дим? - сказал Лаэртский при ней перед дверью. И перед разговором.
- Нет, ты что! Ты что! Анжеличка моя. Пойдем, пойдем...
Женщина улыбалась. Если б они стали драться на дуэли, думаю, она бы смеялась. А если бы он убил Диму, ей было бы его жалко. А если б Дима убил его, это было бы нормально, потому что Лаэртского никто никогда не жалеет. Все считают, что смерти, ранения и травмы для него - это абсолютно нормально. Как дождик по зданию МИДа.
На Плющиху за бутылкой
- Лаэртский, возьми бутылочку, палатка за домом, по Плющихе, налево, - Дима обрадовал фашиста возможностью выпить в присутствии его дамы.
- Ты подал с ней заявку? Деньги-то у тебя есть? Хорошо, но надо взять "Кристалл", лучше всего "Праздничную". Кстати, самая лучшая водка, к 50-летию победы делалась. По спецрецепту и личному указанию Лужкова. Где палатка, Дим? - За домом, налево по Плющихе, метров 50. Лаэртский развернулся и пошел к дому о котором говорил Дима.
- Куда идти-то, Дим? - забыл дорогу. Дима чувствовал себя отлично.
- Сейчас за домом - повернешь. Ее видно. По дороге Лаэртский заглянул в магазин. Странно, в магазине осетинский суррогат. Запомнил цену - 10500. "Вторую бутылку будем брать здесь". По дороге за водкой он представлял Анжелику в простом белье, без всяких прибамбасов, то черного цвета, то белого цвета.
Когда подходил с бутылкой к квартире, белья уже не было. Появился аккуратно стриженый лобок и сиськи с темными сосками. "Давление подскочило", - так решил Лаэртский и позвонил в дверь.
Картошечка, сосисочки...
Дима не выбежал, он умеет делать вид, что его не интересует, то, что уже произошло - на столе стояла бутылка настоящей "Праздничной" с желтой пробкой, грелась картошка, жарилось мясо, пюре с иностранными сосисками из крахмала.
"Охуительно, но сосиски лучше, чтоб были Черкизовские", - для приличия Лаэртский задал пару вопросов про сосиски, вкус мяса и детей, после чего стал незаметно нюхать пищу. Убивать никого не хотелось.
Диму надо звать. Дима не может честно выйти и обрадоваться собственному алкоголизму. Лаэртский вспомнил про желтый халат.
- Дим, пошли, выпьем. Я взял лучшую водку, - а Дима смотрит передачу про рыжих спортсменов-теннисистов. Про тренированных евреев.
Дима:
- Ща, иду. Крикни, когда Анжеличка пюре наложит к мясу. Соус попробуй, я сам делал.
Выполнив ритуал приглашения хозяина к столу, Лаэртский прошел в кухню мимо детей, явно интересующихся развитием ситуации.
Грабеж
Водка кончилась ночью. Денег на целую не хватало. Лаэртский взял столовый нож, сунул за голенищу ботинка.
- Дадут. Дима:
- В нашей - не дадут.
- И в вашей дадут. И в магазине водка говно, а продавщица симпатичная. Даст.
Лаэртский вышел из квартиры и подошел к палатке. Запой? Вроде, не запой. А выпить хочется. Анжелику хочется. Лаэртский постучался в оргстекло окошка.
- Извините...
- Деньги.
- Водку, пожалуйста.
- Какую тебе? Лаэртский:
- Деньги, правда, не все. Не хватает денег. Завтра, завтра занесу еще. Завтра 50 баксов привезут.
Окно закрылось. Продавец как будто не слышал вообще ничего. Лаэртский постучал повторно. Продавец посмотрел, как на врага, но открыл, чтобы послать на хуй.
- ...!
В окошко вошел огромный тесак. Лаэртский, держа в руке нож, стал как-то по-другому выглядеть. Тесак уперся в шею хайрастому студенту-продавцу. Лаэртский схватил его за волосы и прижал к стеклу.
Продавец, пытаясь вывернуться, схватил рукой с витрины ближайший бател, уронив пластмассовый жбан с пивом, разрушив витринный дизайн.
Переулочки Арбата
Бател в руке оказался тот. Лаэртский отпустил продавца, взял водку и пошел к Диме. Попалась "Асланов", с синей этикеткой. Осетинская водка из грузинского контрабандного спирта, который привозят туда на кораблях из Америки в железных синих бочках.
Вторую Лаэртский взял в магазине. А утром Ольховский, приятель Димы, привез 50 грин. Лаэртский и Дима набрали еще водки и подогрели каких-то лимитчиц-проституток пятьюдесятями тысячами. Да, продавцу ларька Лаэртский заплатил за "Асланов".
В следующую ночь, когда водка кончилась, помог все тот же тесак. Десятку дала Анжелика. А остальные отбирались у одиноких прохожих в "переулочках Арбата". По 2-3 косаря. Столько - дают все. Спросишь больше - могут пойти на нож. Плохо живет народ. Некоторые предлагали жетоны и билеты на автобус. Книжечки. Лаэртский брал.
Самым жадным оказался турок в дубленке. Расспрашивал, зачем деньги. Когда узнал, что на водку, обиделся и дал жетон на метро. Лаэртский ударил его ножом в жопу прямо у входа в какую-то гостиницу. Там, где турок считал себя в безопасности. Турок не заорал, а что-то пробурчал по-своему и вошел прихрамывая в гостиницу. Крови было много. А Дима не уставал каждый раз отчитывать Лаэртского, обвиняя в насилии и фашизме. Обзывался даже, но водку пил, а сам "на дела" не ходил.
Стаканчики "Русской"
Утром Лаэртский взял Анжеликиного младшего сына и пошел на Арбат. Красть пошли. Лаэртский подходил к 40-летним теткам, выбирал покрасномордее, помордастее, чтоб волосы были рыжие.
- Вот - сын мой, - показывал Лаэртский на ребенка. Продавщица рассматривала сына и молчала. - Вот, жена ушла... Улыбается женщина.
Лаэртский:
- Я здесь живу. За "Русланом"... А вы?
- Я не здесь.
- Комната не нужна Вам? 80 долларов. У меня жизнь не сложилась.
- Да что Вы, гражданин,. Всякое бывает. И ребеночек у Вас...
- Да. Теперь один я...
- Квартира почем? 80?
- Комната. В этот момент, младший - подаёт сигнал:
- Папа, я есть хочу, пошли домой. Лаэртский-Папа:
- Хозяйку бы. Чтоб настоящую. 80 долларов. Запишите мой телефон. Вот, я записал уже. Почти визитка. Раньше визитки у меня были золотистые... Возьму я у Вас сырок?
- Конечно.
- И, знаете... Дайте еще стаканчик пластмассовый "русской".
На секунду в глазах женщины мелькнуло подозрение. Лаэртский:
- Когда Вы позвоните, сегодня? Лучше пораньше, тогда я никому и предлагать не буду.
- Завтра, не волнуйтесь. Я буду звонить завтра в 9 утра.
- А как Вас зовут?
- Надежда...
У Надежды, пока Лаэртский разговаривал, мальчик украл стопку глазированных сырков и еще всякой дряни на половину целлофанового пакета. Плюс стаканчик. Женщин, подобных Надежде, нашлось, находилось в среднем четыре-5 в сутки.
Торговцы бусами, индусы в переходе. Дали 4 тысячи и одни бусы. Сказали, что будут так давать раз в месяц. Лаэртский очень сильно пугал. Даже тыщу на их глазах разорвал, показав, что дело не в деньгах, а в его территории.
Бабушки - одна с яйцами, другая с помидорами
Дали по 2 яйца и по два помидора. Пришлось испугать связями в милиции. Диму Лаэртский, когда пришел, изгнал. А Анжелику выебал.
Странности в подготовке к операции
Когда собрались убивать монстров из робопитомника, Лаэртский скомандовал:
- Отряд, на первый второй, рассчитайсь!
- Первый, второй...первый, второй...
- Линда, ты какая?
- Четыре.
- Вот за это и мила ты мне. Сколько бы собачье говно не ела. Отойди в сторону. - Лаэртский, Троегубов, Жабер - домой. Ждать приказов, точить ножи и представлять, как убьете Макаревича. Лаэртский достал нож-справедляк, прошел сквозь остатки строя и точными точечными ударами убил остальных.
Леность фашистская
- Линда, да у тебя имя, как у Линды Евангелисты, - Лаэртский вел девушку за руку. Они шли к кинотеатру "Гавана".
- А я, знаешь, Линда, ленивый стал. Знаешь, что у меня в рюкзаке?
- Наркотики?
- Нет.
- Мясо человека?
- Угадала. Мясо детей. У меня была знакомая. Любовь, даже. Я детей ее убил. А перед этим заставил их мать родную порубить на куски, да сварить из нее суп.
- И съесть?
- Нет. Я супом Диму накормил.
- А кто это, Дима?
- Поэт. Тебе бы понравился. Я его отпустил...
- Класс, бля. Ты заебись, Лаэртский, - перебивает Линда.
- ..сначала отпустил, а потом подстерег возле дома, и его собака загрызла. Джиммик кличка. - А я вот тоже, бывало, когда Янис... Ой...
А поздно было. Лаэртскому не нравилось такое имя - Янис. Убил Линду, зря Яниса вспомнила. Задушил телефонным проводом, который вот уже две недели без дела валялся в кармане шинели.
Взрыв в детском парке
- Ленив я стал. И Линду жалко. Зря я ее. Понервничал, - Лаэртский стоял на крыше к/т "Гавана" и смотрел в бинокль, как бегают по парку детишки. Но не только на это. Он также рассматривал кучки дерна. В дерне лежал тротил. Потом Лаэртский достал черную пластиковую штучку. Вытащил из нее антенну. Нажал красную кнопочку. Мимо в куче всякого хлама пролетела голова девочки. С бантами. Совсем как в страшных детских стишках. Лаэртский развернулся и пошел домой, на Алтуфьевку. Сколько не пытался вспомнить, на хуй Детский парк взорвал, не смог.
Эпилог
Как узнал много позже Лаэртский, Авенир Васильевич про робопитомник все придумал. Поговорить с ним еще раз он так и не успел.
Его повесили солдаты НАТО на электрическом кабеле в Ховрино на станции. Как раз над путями. Тоже, видимо, и врагам наплел чего-то.